Фрейлина. Предотвратить - Тамара Шатохина
- Портится, однако, погода, - заметил Шкурятин, - вовремя мы с дороги. Никак любит нас Боженька?
- Будем надеяться, что хотя бы жалеет, - улыбнулся Костя.
Влажным свежим воздухом дышалось легко. Набрав его полную грудь, он глубоко выдохнул, будто отметая заодно все неприятные моменты этого дня. И вызвал в памяти образ Таис, чтобы совсем уж хорошо…
Глава 33
Со Шкурятиным расстались в Николаеве. Тот взял курс на Киев и дальше в Петербург. Константин же направился в сторону Херсона, а потом через Перекоп в Крым и Симферополь.
Письмо к отцу далось сложно. Ни в коем разе не хотелось противостояния из-за Алекс Иосифовны, которую тот одобрил, а вот он не оценил. Возможно ошибочно, но значения это не имело – даже будь она при всей своей красоте так же умна, как Таис… и это было бы бессмысленно. Просто - не она. И здесь ничего уже не поделать.
Любовь оказалась штукой странной и необъяснимой… удивительной и непредсказуемой. А раз понять ее выбор невозможно, то тратить силы и время на самокопание смысла не имело – он принял ее для себя, как судьбу, как рок. И все-таки несостоявшуюся помолвку отцу следовало как-то объяснить…
«… ныне же исключительно странной вижу твою абсолютную уверенность в том, что я непременно увлекусь принцессой Саксен-Альтенбургской. Ее непосредственность показалась мне забавной и только. Возможно - Никса? Они с Алекс ровесники и разница в мышлении будет не так разительна.
Я же, глядя на нее, задавался вещами несоизмеримо более серьезными – обдумывал изобретение капитан-лейтенанта Шкурятина. Волею случая он стал моим спутником в этой поездке, а теперь я полагаю это Божиим провидением, иначе он долго еще не решился бы изложить кому-то свои соображения относительно стрелкового механизма, названного им «пулемет».
Но особенно впечатляет его идея относительно стрелкового заряда. Она ведь не так и нова – гораздо ранее уже предпринимались попытки упростить заряжание ружей, соорудив бумажный сверток с пулей и пороховым зарядом внутри него. Капсюль-воспламенитель же поджигал сие изобретение, названное когда-то патроном. Но Владислав Семенович Шкурятин решил, что гораздо разумнее будет жестко соединить все три компоненты, а именно – капсюль, пороховой заряд и пулю, заключив их в единый корпус. Этими патронами он решил набивать стрелковую ленту, подаваемую в стрелковый же пружинно-шарнирный механизм, обеспечивающий скорость стрельбы… Прислушайся только – в несколько сот выстрелов в минуту! Шкурятин предполагает, что возможно и до шестисот ! Также им гениально решена проблема перегревания ствола и не только…
О каких амурных делах, отец, могла идти речь? Я весь захвачен перспективой и возможностями, которые откроет для нас подобное вооружение. Принцип его ясен, но доработать идею придется, потому как мой капитан-лейтенант является человеком талантливым, но только канониром, а не стрелковым оружейником.
Не стоит, вероятно, напоминать тебе о крайней степени сохранения тайны для подобной разработки, коей придется следовать. Несколько человек всего…»
А дальше Костя изложил, собственно, то, о чем был разговор с Владиславом.
Дорога в более чем триста верст дала время подумать о многом. На душе было неспокойно, чтобы не сказать – тяжко. Гнева отца он более не опасался, подкинув тому идею Таис. И не из-за тоски по ней он сейчас переживал – смирился уже с разлукой, пускай и временно. Здесь другое.
Вспомнилось по этому поводу – не так давно между Константином и братом Александром состоялся разговор...
Не то, чтобы они были близки, как бывают близки братья - разница в девять лет сказывалась и сильно. Но случился у Александра очередной приступ мерихлюндии. Такие случаи необъяснимой тоски, меланхолии и апатии с ним периодически случались – тонкая романтическая натура отказывалась подчиняться жестким рамкам реалий и тогда цесаревич или с головой погружался в очередной придворный роман, или вот так грустил.
Выговориться при этом требовалось обязательно, а вот до отца подобное дойти не должно было. Так что слушателя себе он искал надежного, а Костя уже не раз показал себя таковым.
- Василий Андреевич дал мне необычайно много своими наставлениями, - говорил Александр о своем воспитателе Жуковском, - но еще более своим великодушием и сердечностью. И вот… однажды на урок к нам зашел пап а и слышал, как учитель говорит мне о христианском всепрощении… - задумчиво вспоминал Александр, - и пап а спросил меня - а как бы я поступил с мятежниками-декабристами?
- И что ты ответил? - заинтересовался Костя.
- А ответил я по-евангельски, как и учил меня добрейший Василий Андреевич – что всех простил бы, - усмехнулся Александр, - в тот раз пап а не сказал ничего и молча ушел. Очевидно потому, что в классе присутствовали еще два моих товарища – Иосиф Виельгорский и Саша Паткуль. Но когда мы оказались потом наедине, он злился, Кост и … он тряс передо мной сжатым кулаком и повторял, повторял…
- И что же?
- «Вот чем надо править! Запомни: умри на ступенях трона, но власть не отдай!» – рвано вздохнул Александр, отводя в сомнении взгляд.
Сейчас Константин вспомнил этот разговор.
Случай с Лазаревым дал понять, что он становится похож на отца. Не то, чтобы
