Дж. Кинг - Сердце полуночи

Торис отступил от окна жадно хватая ртом воздух.

– Это… просто кошмар, – проговорил он, с трудом захлопывая окно и запирая его. – Все из-за этого проклятого водопада.

ГЛАВА 17

Весь остаток ночи Торису снились кошмары, связанные с недавним явлением Казимира. Он видел детей с зубастыми пастями там, где должны были быть их глаза, видел женщин, купающихся в крови святых, видел Милила в образе глухого попрошайки. Стоило только ему задремать, как очередное жуткое видение выбиралось из тайников подсознания, и он вздрагивал и просыпался еще более измотанным и отчаявшимся. Наконец он оставил всякую надежду уснуть и распределил свое внимание между окном и дверью в комнату Юлианны, сосредоточившись на одном: защитить Юлианну даже ценой своей жизни.

На следующее утро постоялый двор “Картаканец” укутал туман еще более плотный, чем накануне. Все же за окнами стало чуть светлее, чем было ночью, и Торис, расценив это как признак наступившего дня, поднялся со своего влажного от пота матраса, так и не сомкнув глаз по-настоящему. “Безусловно, теперь, при свете дня, Юлианна будет в большей безопасности, – сказал он себе. – Но чем скорее я организую наше бегство, тем лучше”.

Одевшись и слегка приведя себя в порядок, Торис спустился в таверну. Входя в бар сквозь занавешенную старой портьерой дверь, он еще раз обратил внимание на плотный туман, который безмолвно и угрожающе льнул к стеклам окон с внешней стороны.

Торис нехотя спустился в бар по короткой лесенке. При его появлении все посетители дружно повернулись к нему, однако увидев, что это не важная персона и не кто-то из знакомых, они по одному, по двое вернулись к своим яйцам вкрутую и тарелкам с кашей.

Торис поплотнее закутался в свое жреческое облачение и стал осторожно пробираться сквозь толпу к стойке, расположенной вдоль противоположной стены. За стойкой командовала все та же женщина, которой накануне Люкас целовал руку. Сейчас она стояла спиной к Торису, и он видел, как в вырезе ее платья быстро двигаются загорелые лопатки: женщина протирала бокалы н расставляла их на полках. Торис терпеливо ждал у стойки, когда женщина повернется. Она не поворачивалась, и он робко постучал по деревянному прилавку.

– Прошу прощения, мадам.

Женщина метнула на него быстрый взгляд через плечо, и на губах ее появилась кокетливая и капризная улыбка.

– Что я могу сделать для вас, господин священник?

Торис наклонился поближе к ней и спросил:

– Вы случайно не видели сегодня утром Геркона Люкаса?

Служанка повернулась к нему всем телом, и игривая улыбка ее растаяла.

– Сегодня утром он не настроен ни с кем разговаривать, особенно со жрецами.

Голос Ториса совершенно против его воли стал непривычно резким:

– Это мое дело, мадам. Просто скажите, где мне его найти.

Служанка ответила ему, не двинув ни бровью, ни рукой, в которой сжимала смятое полотенце:

– Он здесь, в третьем кабинете. Торис улыбнулся и кивнул:

– Спасибо.

– Я помолюсь за вас, господин священник, – с сарказмом в голосе откликнулась женщина и отвернулась, продолжая протирать посуду. Тем не менее в ее тоне Торису почудилось предостережение.

Не сказав больше ни слова, Торис развернулся и отправился в обратный путь. Чем ближе он подходил к зашторенной нише, тем быстрее билось в его груди сердце, словно предупреждая его о таящейся за занавеской опасности. Справившись со своей робостью, Торис сделал еще четыре шага и, протянув руку к занавеске, медленно отодвинул ее в сторону.

Человек, сидевший за столиком, поднял голову, откидывая со лба длинные черные волосы, и в свете свечи сверкнул монокль. Прищурившись, человек посмотрел на Ториса.

– Доброе утро, жрец, – раздался густой баритон певца.

Вопреки предостережению служанки звучал он не особенно враждебно, но в то же время была в нем какая-то необъяснимая горечь.

– Я вижу, тебе удалось пережить эту ночь.

Торис неуверенно кивнул. Замечание барда несколько выбило его из колеи.

– Мне приходилось спать на гораздо менее удобных постелях, – заметил он.

– А как себя чувствует сегодняшним утром Казимир? – равнодушно спросил Люкас.

– О-о… – голос молодого человека выдал бы ложь и менее внимательному наблюдателю. – Он проспал всю ночь, а перед рассветом проснулся и вышел по каким-то делам.

Торис нервно облизнул губы и впился взглядом в лицо барда. Судя по всему, Люкас не поверил ни единому его слову.

– Я не хотел бы показаться навязчивым, господин, но…

– Но ты вынужден, – закончил за него Люкас. – Входи же, добрый жрец, садись. Закрой занавеску и рассказывай, что такого важного случилось.

Торис нырнул в нишу и сел на стул, позволив тяжелой портьере закрыться самой. Странное дело, стоило ему встретиться взглядом с Люкасом, как все те слова, которые он обдумывал бессонной ночью, вдруг оставили его. Он повторял свою предательскую речь бесчисленное число раз, так что заучил ее почти наизусть, однако теперь, под недоброжелательным взглядом барда Торис отчего-то стушевался. Он молчал, лихорадочно размышляя над тем, не является ли то, что он намеревался сделать, лишь результатом бессонной ночи.

– Неприятности в храме? – подбодрил его Люкас. – Грешников больше, чем праведников?

Торис раздраженно затряс головой, пряча взгляд от безжалостных глаз Люкаса. В конце концов он все же заговорил.

– То, что я хочу рассказать, мастер Люкас, удивит вас настолько, что, быть может, вы даже не поверите мне. Однако я готов поклясться гласом Милила, что все это – истинная правда.

– Что же за новости принес ты? – спросил Люкас, на этот раз без тени насмешки.

– Дело касается Казимира. Я знаю, что он очаровал вас точно так же, как и нас всех, вы считаетесь его другом, однако он поражен тяжким проклятьем, которое угрожает нашим жизням, – заговорил Торис и, собрав все свое мужество, посмотрел прямо в лицо барду. – Мастер

Люкас, Казимир – оборотень, вервольф. Самое страшное, что его нельзя от этого излечить – с этим проклятьем он родился. Я солгал вам, сказав, что он проспал всю ночь. Я сделал это затем, чтобы ввести в заблуждение злонамеренных недругов, буде таковые окажутся среди завсегдатаев таверны. Все было иначе. Прошлой ночью он вернулся всего на несколько мгновений и напал на меня, при чем чуть не сорвал мне голову с плеч. Одним богам известно, почему он отпустил меня, а в следующее мгновение он исчез. Он велел мне охранять Юлианну… от вас. Выражение лица Люкаса оставалось непроницаемым. В полумраке кабинета морщины на его лице казались гораздо глубже, чем при дневном свете, а глаза и вовсе утонули во мраке. Черные брови хмурились, а огонь свечи снова отразился в монокле, когда он наконец заговорил.