Денис Юрин - Разведка боем

– Нам не в чем себя упрекнуть, дружище! Мы бились до последнего, мы сделали все, что могли, больше, чем могли! – собрав все свои силы, выпалил скороговоркой Дарк, за что тут же и был наказан одним из наемников.

Удар кованого сапога пришелся точно по подбородку моррона. Хруст в челюсти, боль в затылке, мгновенно соприкоснувшемся с доской борта, а также парочка покинувших десны верхних передних зубов лучше всяких слов засвидетельствовали, что наемник вложил в удар ноги всю свою силу. Дарк не понял, что обидчик проворчал, поскольку не знал языка пришедших из-за гор северян, но интонации краткой реплики были пропитаны лютой ненавистью и мгновенно разгорающимся гневом. Видимо, Грабл действительно упокоил кого-то из близких дружков чужеземца, раз тот так выходил из себя и при каждом удобном случае вымещал злость на беспомощном пленном.

Вскоре все, что осталось от тела грозного вояки и неисправимого ворчуна Грабла, было надежно заковано в цепи. Даже окровавленные, заканчивающиеся жуткими ошметками обрубки конечностей и те не избежали крепкого плена стальных кандалов. Закончив работу, кузнецы не отложили инструментов, а хоть и устали, но тут же принялись заковывать ноги Дарка.

Это произошло всего за миг до того, как по кораблю пронесся громкий приказ стоявшего у руля кормчего, и все до единого члены небольшой команды кинулись спускать паруса. Скорость движения судна стала быстро снижаться, а через пару минут оно и вовсе легло в дрейф. Из-за слабого ветра и отсутствия необходимости сбросить груз в строго определенной на карте точке, штурман, а может, и капитан, не отдал приказа бросить якорь, а лишь подправлял медленно изменявшееся положение судна поворотами руля, заставляя его кружиться на одном месте.

«Вот и все! Еще немного, и я встречу свою незавидную участь! – подумал Дарк, раздосадованный тем, что кузнецы работали чересчур быстро и их труды уже близились к печальному для него завершению. – Зря я все-таки отправился в Кенервард, ведь был же благовидный предлог вернуться в Герканию! Меня сгубила самонадеянность! Самое обидное, что в Легионе так и не узнают, что нам с Граблом удалось разведать…»

Воспользовавшись небольшой передышкой, наемники занялись излюбленным делом, то бишь бездельем: кто-то сел на палубу, а кто-то развалился прямо на сырых досках, подложив под бока канаты да мешки. Из всех наемников бодрствовали лишь пятеро: корректирующий почти незаметное перемещение судна рулевой; заканчивающие работу кузнецы да парочка наемников, потащивших звенящее цепями тело Грабла к уже придвинутому вплотную к борту сундуку. Вот-вот казнь должна была свершиться, но Судьба распорядилась по-иному, за что Аламез не мог в мыслях не выразить благодарность этой весьма непредсказуемой и своенравной даме.

Умиротворенное затишье мгновенно сменилось паникой и суетой. Живо вскочив с толком не насиженных и не належанных мест и испуганно галдя на своем грубом языке, северяне замельтешили по палубе: одни полезли на мачты поднимать паруса, а другие, расстегивая тугие ремни и стаскивая с тел кольчуги, попрыгали за борт. Дарк сразу не понял, что происходит, но проникся общей тревогой, а уже через пару секунд собственными глазами увидел, как из клубов тумана проступила и нависла над суденышком огромная тень – сперва бесформенная, но быстро принимающая очертания носовой части большого военного корабля.

Глазам пораженного Аламеза успели предстать лишь вынырнувшие из тумана бушприт да искаженное злостью лицо деревянной дамы – корабельной статуи. В следующий миг моррону уже было не до того, чтобы отрешенно наблюдать за происходящим. С чудовищным треском, врезавшись в борт небольшого судна и безжалостно ломая его пополам, огромный фрегат даже не замедлил ход. Как только палуба тонущего корабля накренилась, Дарк собрался с остатками сил и прыгнул за борт, благо, что кузнецы-наемники уже убежали и не могли воспрепятствовать его попытке спастись.

Погружение в воду обдало все тело моррона холодом, а в ушах воцарился жуткий скрежет и гул. Тяжелые цепи и уже закованные в кандалы руки мгновенно потянули Аламеза на дно, и ему пришлось поднапрячься, чтобы держаться даже не на поверхности, а хотя бы вблизи от нее. Долго так продолжаться не могло. Дарк знал, что вот-вот его силы или запас воздуха в легких иссякнут и он, как барахтающиеся перед его глазами наемники, рано или поздно, но пойдет на дно.

Какое-то время борьба за жизнь продолжалась, но затем руки ослабли, а изголодавшийся по воздуху мозг стал мстить моррону видениями, кошмарными снами наяву. Дарк вдруг ощутил себя рыбой – беспомощной, пойманной в сети рыбой, которую смеющиеся над ее жалкими трепыханиями рыбаки вытаскивают из воды на берег. Он даже видел лица, безбородые, расплывшиеся в широких улыбках лица иллюзорных мучителей, наверняка куда более изощренных, чем палачи-наемники. Вот только одно обстоятельство почему-то выбивалось из общей канвы вполне логичного, жуткого сна, в котором моррону еще предстояло пережить самое худшее: потрошение и поджаривание. Попавший в плен видения Дарк никак не мог понять, почему на рыбаках не намокшие, грязные робы, а красно-желтые мундиры мелингдормского пехотного полка.

Дарк уже давненько не просыпался в чистой постели на мягких перинах. Его многострадальная, еще немного побаливающая после удара затылком о борт голова уже отвыкла от пуховых подушек и была несказанно удивлена, что тело нигде не болит: не ноет, не колет, не режет и не содрогается в судорогах. Впрочем, нетипичными для моррона стали не только ощущения при пробуждении, но и место, где он открыл глаза. Он находился в корабельной каюте, судя по убранству, принадлежащей или капитану военного герканского корабля, или одному из его старших офицеров. О том, что он не в плену, а очнулся у своих в определенном смысле соотечественников, свидетельствовало многое: лежащая на столе карта Немвильского озера с аккуратно нанесенными на нее линиями фарватера и пометками от руки на герканском языке; стопка бумаг, исписанных мелким почерком все на том же языке ненавистных шеварийцам «заозерников»; висевший на настенном крючке парадный мундир офицера герканского флота; и, наконец, начищенное до блеска боевое облачение рыцаря-соотечественника, аккуратно разложенное на приставных столиках, видимо, заранее подготовленное к предстоящей баталии.

Весьма порадовало Аламеза и то обстоятельство, что на стуле возле его кровати лежала чистая и довольно приличная с виду одежда; хоть и недорогая, недостойная высокого звания рыцаря, но вполне добротная и пригодная для носки в суровых походных условиях. Во время сна о нем хорошенько позаботились: раздели, умыли, перевязали раны и даже побрили, впрочем, в спешке не очень-то чисто… Конечно, хозяева сделали для выловленного из пучины гостя далеко не все, что могли. К примеру, на стол не мешало б поставить хоть какую-то еду и кувшин вина, но, как говорится: «дареному коню в зубы не смотрят», моррон был рад и такому проявлению заботы.