Е. Кочешкова - Шут

Он, ссутулившись, сидел на краешке постели и держал в своих ладонях вторую, уцелевшую, руку короля, что-то негромко рассказывая ему, как будто Руальд мог слышать… Увидев королеву, Патрик, вопреки обыкновению, даже не улыбнулся.

— Он не борется, — сказал шут вместо приветствия. — Я не знаю, что делать. Говорю с ним, говорю, но никакого проку.

— Думаешь, он тебя слышит? — спросила Элея.

— Да… Он слышит, но не слушает… — Патрик горестно подпер щеку кулаком и бросил на короля полный отчаяния взгляд. Элее в этот момент почему-то вспомнились слова Архана про неприкрытую шутову душу. Она подошла к нему и, положив руку на плечо, сказала:

— Тогда позволь мне с ним поговорить.

Пат кивнул и медленно встал. По тому, как устало он распрямил спину, Элея поняла, что шут уже немало времени провел рядом с королем.

— Снежно нынче… — промолвил он, устремив долгий печальный взгляд за окно, покрытое морозными узорами.

У порога Патрик задержался, словно хотел что-то сказать, но, в конце концов, лишь печально улыбнулся и молча покинул комнату. А Элея, чуть помедлив, села на его место по левую руку от Руальда, где одеяло еще хранило тепло шутова тела. Тусклый свет падал сквозь обледеневшие стекла на лицо короля. Черты его еще более заострились — всегда такой цветущий, ее муж теперь больше походил на призрак, нежели на живого человека. Может виной тому был сумрак, царящий в комнате из-за непогоды. Королеве хотелось так думать.

— Альда… — она нежно тронула дрожащими пальцами это родное лицо — белое, как волосы, разметавшиеся по подушке. — О, Альда… милый мой, что же ты с собой делаешь… Что ты делаешь?.. — Элея крепко зажмурилась, чтобы не уронить слезы, проступившие на глазах. — Вернись к нам, пожалуйста! Ты нужен здесь. Ты нужен Патрику, нужен мне… Я не держу на тебя зла, я хочу, чтобы ты жил. Ты нужен своему королевству, ты, а не глупый злой Тодрик! Ты нужен своей колдунье-принцессе. Как она будет жить без тебя? Кто защитит ее? Кто подарит ей дитя? Наследника трона? Ты только представь себе, представь себе этого мальчика с белыми волосами. Настоящего продолжателя династии! Неужели его не будет? Вернись, Руальд! Каким бы ты ни был, ты нужен здесь, в этом мире… — она говорила, а пальцы скользили по лицу короля, по впалым щекам, спутанным локонам… Элея звала его вслух и звала внутри, тем голосом, который дано слышать лишь сердцу. Звала не потому, что хотела от него чего-то, а оттого, что он был ей дорог. Чего бы там ни говорил отец про неумеренное милосердие и мягкосердечие, все его слова оставались только шумом ветра. Элее были чужды эти мужские принципы и жажда мести. Она просто не умела долго хранить обиды. Тем более, если обидчик и так покаран судьбой, да притом столь жестоко… Сначала это безумие, а теперь еще и увечье. Сколько пройдет времени, прежде чем ткани плеча срастутся… И сможет ли ее король как и прежде так виртуозно владеть оружием?

— Возвращайся к нам, Руальд. Ты снова станешь сильным, — она прикоснулась губами к его высокому лбу. — Не дело королю лежать в постели и ходить под себя, точно старой развалине. Ты молод и полон сил. Вставай. Живи!

С этими словами она поднялась и настежь распахнула окно. Порыв ветра ворвался в комнату, осыпав все искристым белым крошевом. Будто кто-то тряхнул мешок с мукой. А вместе со снегом в покои Руальда проник и холод. Морозная свежесть коснулась лица короля, и Элея с облегчением увидела, как дрогнули его веки. Нет, ее муж не пришел в себя, но у королевы появилась абсолютная уверенность, что это случится очень скоро.

Теперь ее тревожило одно — отношение отца к Руальду. По сути Давиан сделал, что хотел — наказал обидчика, и даже честь обоих монархов осталась незапятнанной. Но как они взглянут друг на друга? Патрик-то, вон, изо всех сил старался не попадаться ее отцу на глаза… Но Руальд — не шут… Достанет ли мудрости двум королям успокоиться теперь и больше не жаждать мести? Уберечь веками сложившиеся добрые отношения между двумя государствами?

Быть может, ее молитвы долетели до ушей богов или отец сам успокоился, увидев обидчика своей дочери покаранным и почти лишенным жизни. Так или иначе, но враждебности по отношению к Руальду он больше не проявлял. Подданным было объявлено, что позор смыт кровью и, коль вина не только признана, но и искуплена, король Закатного Края больше не является пленником Брингалина.

Сам Давиан Руальда не навещал, даже когда тот пришел в себя, но в знак прощения возвратил королю Закатного Края его фамильный меч.

13

Минуло уже немало дней с того вечера, когда они на пару угощались вином, и Патрик порой наведывался к королеве по вечерам, когда был свободен. Но это случалось так нечасто…

Зимой время тянется медленно, особенно когда ждешь… Элея сердилась на себя безмерно, но поделать ничего не могла — каждый миг думала, что вот сейчас замковый двор наполнится цокотом копыт и, взметнув облако снежных искр, ее шут выпрыгнет из кареты, чтобы поспешить в тепло своих покоев. Он так и не решался выходить в тронный зал, и, если был голоден, по старой привычке шел прямиком на кухню, где уже успел подружиться с половиной стряпух. Элея знала, если час не слишком поздний, он обязательно заглянет к ней…

Это ожидание сводило ее с ума, и она бежала от него прочь, находя себе немыслимое количество дел. Она не могла, как прежде, прийти к наставнице, хотя именно там, в этом чудесном старом доме, королеве хотелось бы оказаться больше всего. Но подобные визиты уж наверняка были бы теперь лишними, ибо Ваэлья и Патрик не нуждались в зрителях и свидетелях своих встреч. Так ей казалось.

Поэтому Элея брала экипаж и надолго уезжала за город, чтобы наедине с собой и заснеженной природой обрести душевное спокойствие. У нее теперь было слишком много свободного времени… и никаких обязательств. Будучи королевой, Элея привыкла вникать во все государственные дела, много времени проводила с Руальдом за разбором указов и прошений. Ей нравилось читать послания разных людей, возлагающих свои надежды на справедливость короля. И многие из них Руальд отдавал супруге для дальнейшего решения судеб того или иного подданного короны… А здесь, в Брингалине все определяли отец и члены Совета. И Элея не осмеливалась предлагать свое участие…

Не меньше, чем загородные прогулки, она любила храмы Тауры. Нет, Элея не была особенно набожна, всегда предпочитала скучным молитвам искренние слова, идущие из самого сердца. Королева обращалась к богам тогда, когда считала нужным, не дожидаясь молебнов и полагая, что для этого не обязательно стоять под сводами святой обители… Элея посещала храм с другой целью. Ей нравилось слушать певчих. Их звонкие голоса, слетающие как будто из-под самого купола, заставляли королеву забывать обо всем. Она и в Золотой частенько баловала себя этим удовольствием, а уж вернувшись домой и вовсе моментально создала себе репутацию благочестивицы, ибо ничто так не лечило душевнее раны, как чистые голоса юношей, поющих, точно они сами — небесные посланники. Девочкой она так и считала, но потом узнала, что многие из этих «посланников» — всего лишь обычные мужчины, которые позволили проделать над собой операцию, лишающую их способности к деторождению. В этом было нечто неестественное и глубоко чуждое ей, а потому Элея больше любила слушать детей-певчих, чья истинная природа еще не была искажена.