Джо Аберкромби - Полмира

В песнях Избранные Щиты защищали своих королев от убийц, или носили секретные послания в жерло опасности, или сражались в поединках, на которых решались судьбы страны. Наверное к этому времени ей пора было научиться не воспринимать песни слишком серьезно.

Она обнаружила, что потерялась среди бесконечно двигающегося легиона рабов и слуг, следующих за Золотой Королевой, как хвост кометы, осаждающих ее тысячами вопросов, на которые у нее всегда был ответ, нянчила ли в это время она наследника трона или нет. Может, король Утил и сидел на Черном Стуле, но после нескольких дней в компании Лаитлин, Колючке было ясно, кто на самом деле правит Гетландом.

Здесь не было и следа тех легких товарищеских отношений, которые были у нее с Виалиной. Ни искренних разговоров, ни требований называть ее по имени. Лаитлин была более чем в два раза старше Колючки: мать и жена, несравненный торговец, госпожа огромного двора, и она была настолько же прекрасной, насколько хитроумной и властной. Она была всем, чем должна быть женщина, и даже больше. Всем, чем Колючка не была.

— Благодарю, — прошелестела Лаитлин, принимая руку Колючки и даже сползание с седла в ее исполнении выглядело изящно.

— Я хочу лишь служить.

Королева не выпустила ее руку.

— Нет. Ты не была рождена, чтобы стоять на скучных встречах и считать монеты. Ты хочешь сражаться.

Колючка сглотнула.

— Только дайте мне шанс.

— Довольно скоро. — Лаитлин наклонилась ближе, крепче сжимая руку Колючки. — Клятва верности бьет в оба конца. Однажды я забыла это, но больше не забуду никогда. Нам вместе с тобой предстоит совершить достойные деяния. Деяния, о которых будут петь.

— Мой король? — раздался резкий от беспокойства голос Отца Ярви.

Утил оступился, слезая со своего седла, и теперь тяжело опирался на своего министра. Серый, как призрак, его грудь вздымалась, и он прижимал к ней свой обнаженный меч.

— Поговорим позже, — сказала Лаитлин, отпуская Колючкину руку.

— Колл, вскипяти воды! — Крикнул Отец Ярви. — Сафрит, неси мои травы!

— Я видел, как этот человек прошел сотни миль по льдам и даже не споткнулся, — сказал Ральф, стоя перед Колючкой, сложа руки. — Королю нездоровится.

— Да. — Колючка смотрела, как Утил ковыляет в свою палатку, держа руку на плечах министра. — И приближается великая битва. И в самом деле, неудачно.

— Отец Ярви не верит в неудачу.

— Я не верю в кормчих, но они все равно меня преследуют.

Ральф хихикнул.

— Как твоя мать?

Колючка хмуро на него посмотрела.

— Как обычно, недовольна моими решениями.

— Все еще высекаете искры друг из друга?

— Раз уж ты спросил, далеко не так много, как раньше.

— О? Полагаю, одна из вас, должно быть, немного повзрослела.

Колючка прищурилась.

— Быть может, у одной из нас был старый мудрый воин, научивший ее семейным ценностям.

— Вот бы всем так везло. — Ральф уставился в землю, теребя свою бороду. — Я тут думал, может… стоит нанести ей визит.

— Ты спрашиваешь у меня разрешения?

— Нет. Но все равно хотел бы, чтобы оно у меня было.

Колючка беспомощно пожала плечами.

— Негоже было бы мне вставать между двумя юными возлюбленными.

— Как и мне. — Ральф многозначительно глянул мимо нее исподлобья. — Вот поэтому, думаю, пойду-ка я…

Колючка обернулась — к ней шел Бренд.

Она надеялась, что сможет его увидеть, но вместе с тем, ощутила прилив нервозности. Словно она в первый раз выходила на тренировочную площадку, и он был ее соперником. Они ведь должны быть близкими друг другу, да? Но внезапно она поняла, что у нее нет ни малейшего понятия, как вести себя с ним. Колко-шутливо, как один напарник по веслу с другим? Жеманно-мягко, как девица с ухажером? Прохладно-царственно, как королева Лаитлин с должником? Медленно-осторожно, как искусный игрок, который хорошо прячет свои игральные кости?

И каждый шаг, что он делал к ней, был похож на шаг по замерзшему озеру, лед под ней трещал, и не было ни малейшего понятия, чем окончится следующий.

— Колючка, — сказал он, глядя ей в глаза.

— Бренд, — сказала она, глядя в ответ.

— Не утерпела и приехала ко мне, а?

Значит, колко-шутливо.

— Ухажеры выстроились в очередь у моего дома до самых чертовых доков. Вытерпеть я могу что угодно, кроме толп мужиков, рыдающих о моей красоте. — И она прижала палец к одной ноздре и высморкала соплю в грязь из другой.

— У тебя новый меч, — сказал он, глядя на ее пояс.

Она сунула палец под простую крестовину и наполовину вытащила его, так чтобы Бренд мог с легким звоном вытащить его дальше.

— От лучшего мастера клинков на Расшатанном море.

— Боги, она стала хороша. — Он большим пальцем коснулся клейма Рин, махнул клинком туда-сюда, поднял его, чтобы осмотреть по всей длине, Мать Солнце блеснула на яркой стали и вспыхнула на острие.

— Не было времени сделать с ним что-нибудь затейливое, — сказала Колючка, — но мне начинает нравится, что он простой.

Бренд тихо присвистнул.

— Отличная сталь.

— Сваренная с костями героя.

— Неужели?

— Я решила, что достаточно долго носила пальцы отца на своей шее.

Он ухмыльнулся, протягивая меч ей обратно, и она обнаружила, что тоже ухмыляется.

— Я думал, что Рин тебе отказала?

— Никто не отказывает королеве Лаитлин.

На лице Бренда появилось то старое озадаченное выражение.

— Э?

— Она пожелала, чтобы ее Избранный Щит был вооружен подобающим образом, — сказала она, убирая меч обратно в ножны.

Он изумленно смотрел на нее, пока это до него доходило.

— Знаю, что ты думаешь. — Плечи Колючки резко поникли. — У меня даже щита нет.

Наконец он захлопнул рот.

— Я думаю, что ты сама — щит, и лучше тебя никого нет. Если бы я был королевой, то выбрал бы тебя.

— Не хочу рушить твои надежды, но сомневаюсь, что ты когда-нибудь станешь королевой.

— Мне ни одно платье не подойдет. — Он медленно покачал головой, снова начиная улыбаться. — Колючка Бату, Избранный Щит.

— А что насчет тебя? Ты уже спас Гетланд? Видела, как вы собирались на берегу. Прямо толпа юных победителей. Не говоря о парочке древних.

Бренд поморщился.

— Не могу сказать, что мы многое спасли. Убили старого фермера. Украли несколько колбас. Сожгли деревню, потому что она была не на том берегу реки. Взяли раба. — Бренд почесал голову. — Я отпустил ее.

— Просто не можешь прекратить делать хорошее?

— Не думаю, что Хуннан видит это так же. Он бы с радостью сказал всем, что я — позор, но тогда придется признать, что весь его набег был позорным, так что… — Он надул щеки, выглядя более озадаченно, чем обычно. — Завтра я приношу клятву воина. С несколькими парнями, которые никогда не махали клинком с яростью.