Алекс Градов - Стальной лорд

Меня тошнило. Что-то происходило со мной, нечто быстро менялось внутри. Беззвучным щелчком включилось периферическое зрение… По рукам побежали струйки знакомого жгучего жара, и, протыкая рукава, наружу полезли шипы…

Улыбка застыла на губах травника.

— К чему эти ложные трансформации? Ты не сможешь причинить мне вред, — продолжал он уговаривать меня, но в его голосе зазвучало нечто напоминающее неуверенность… если не страх. — Подумай о последствиях! Ты такой же, как я…

— Нет, — прорычал я, чувствуя, как вырастают когти на лапах. — К счастью, не такой! Я черный дракон из Черного клана!

Анхель попятился.

— Я не мог ошибиться, — резко произнес он. — Значит, ты сам избрал свою судьбу. Я давал тебе много шансов, мальчик! Но на мою доброту ты каждый раз отвечал тупостью и злобой! Кусал дарящую руку! Но если ты уже искажен, тебе нет никакого смысла жить. Золотой дракон, избравший темный путь, во имя гармонии должен быть уничтожен!

Завершить трансформацию я не успел.

На меня напала Стоножка.

Секунды замедлились, как в кино. Я смотрел, как Стоножка висит в воздухе — а на самом деле в прыжке летит на меня, неестественно широко распахивая пасть, — и в голове неспешно проплывала мысль. Нечто из прошлого, из неизвестно каких ассоциаций — то ли прочитанное, то ли услышанное в разговоре и, кажется, связанное с собаками: «Одну руку придется отдать…»

Время внезапно ускорилось, но за миг до того, как тварь вцепилась мне в лицо, я успел вскинуть руку и вбил кулак в распахнутую пасть. Зубы сомкнулись. Я увидел, как в кожу глубоко входят острые загнутые клыки. Боли в первый миг не почувствовал — только сильнейший рывок. Меня толкнуло и развернуло так, что я упал на колено. Стоножка захлестнула меня туловищем и обвила, словно железным обручем, — я чуть не задохнулся. Но еще сильнее были ужас и омерзение. Я рефлекторно попытался скинуть мерзость, освободиться от нее, но она впилась в меня как клещ. В упор на меня смотрели глаза насекомого — никакого разума в них и в помине не было. Какая там кошка! Меня снова окатило ужасом. В очертаниях морды, носа и лба мне почудилось лицо младенца.

Потом нахлынула жгучая боль в боку, в руке, и стало не до эмоций. Я не понимал, почему еще в сознании. В ушах стоял ноющий, звенящий гул. Все тело вибрировало, как под током.

Стоножка вдруг дернулась раз, другой, перестала впиваться в меня когтями и начала хлестать меня туловищем.

Тут я потерял равновесие и упал на бок. Сумасшедшая бестия билась и металась, как щука на крючке. Словно в агонии…

Я вдруг понял, что так и есть. Яд! Мои шипы ядовиты! Так же, как и у нее! Она насадилась на мои шипы, ей меня не отпустить! Они загнуты внутрь, они застряли у нее в горле! Яд против яда!

Меня охватило торжество, свирепая радость.

— Ага! — заорал я. — Ну что, посмотрим, кто ядовитее?!

Стоножка метнулась так, что я вслед за ней покатился по дорожке. Проехавшись лицом по гравию, разодрав кожу и набрав целый рот песку, я принялся колотить по земле рукой с висящей на ней Стоножкой. Получи, на что напоролась!

Наконец я ощутил, что зубы твари разжимаются, втянул шипы, отшвырнул ее и откатился в другую сторону. Да так и сел там, опираясь на руки и глядя, как корчится Стоножка, конвульсивно сворачиваясь в кольцо, словно от ужасной боли. Она уже не видела меня и не пыталась искать. Ее занимали только свои ощущения.

Я с трудом поднялся на ноги.

Звенящий гул в ушах понемногу стихал. Стучала кровь в висках. Особой боли я уже не чувствовал — то ли шок, то ли работали печати. Вся дорожка была в черных пятнах. Я сперва не понял — яд? Потом сообразил — кровь. Драконья кровь — моя и ее.

Стоножка все еще дергалась в черной луже, которая натекла у нее из пасти. Живучая тварь. Но это были уже предсмерные судороги. Она затихла, потом вдруг резко выгнулась — и опала, сразу став похожей на оторванный от пальто воротник из грязно-серого меха.

«Мертвый дракон возвращается в свою стихию», — подумал я, глядя на серое тело на сером гравии. С каждым мигом оно становилось все меньше, словно впитывалось в землю. Впрочем, возможно, у меня темнело в глазах. Потом мне почудилось, что рядом появилась тень убитого Стоножкой травника. Я мигнул и понял, что это не настоящий травник, а Анхель, бледностью в самом деле напоминающий призрака. Он опустился на колени рядом со Стоножкой, провел ладонью от головы до хвоста.

— А не надо было кусать меня за руку, — сказал я, глядя на его пассы. — Укусила бы за ногу, и кто знает? Может, все бы сложилось по-другому…

Я продемонстрировал уже начинающую заживать измочаленную руку в кровавых обрывках рукава. Но Анхель не смотрел и не отвечал. Сомнамбулически прикрыв глаза, он водил руками над тушкой, словно пытаясь собрать в воздухе нечто невидимое.

— Зачем ты натравил ее на меня? — спросил я.

— Что мне оставалось, если ты хотел меня убить?! — сварливо бросил он, не открывая глаз.

— Ты совсем того! Я не хотел тебя убивать. Это ты сказал, что я должен быть уничтожен. А я — что ты болен… Больных не убивают, их лечат…

Анхель захохотал. В его смехе отчетливо слышалась истерика:

— Лечат?! Да что ты понимаешь в целительстве, выкормыш Черного?!

— Да ничего. По-моему, твое животное сдохло.

Анхель опять не ответил, только руки его задвигались активнее. Несколько минут вокруг стояла тишина, только ветерок шелестел цветущим миндалем. На траву один за другим планировали розоватые лепестки. Анхель перевернул Стоножку брюхом вверх и стал делать ей обычный непрямой массаж сердца. Потом уронил руки и застыл в глубокой задумчивости.

— Я не смог ее исцелить, — проговорил он, поднимая на меня растерянный взгляд.

— Ну да, она же сдохла, — ответил я автоматически.

— Ты не понимаешь! Я не смог ее вылечить!

Анхель подскочил ко мне. Схватил за покусанную руку. Я вскрикнул от боли. На лице колдуна отразился ужас, лицо стало пергаментно-белым. Вот сейчас он стал в самом деле похож на настоящего травника — того, которого убила Стоножка.

— Я не могу исцелять! Я потерял силу!

Его ужас был так велик, что передался мне. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга затаив дыхание — состояние близкое к панике. Мне казалось — это со мной случилось что-то страшное. Лицо у старика стало беспомощным, как у ребенка, губы затряслись.

— И что мне теперь делать? — жалобно спросил он.

Я оттолкнул его. Меня воротило от его прикосновений.

«Добить его?» — пришла из каких-то глубин мысль.

Но я даже не стал ее рассматривать всерьез. Я не какой-нибудь золотой дракон, который готов пожертвовать отдельными элементами мироздания ради его гармонии. Мы, черные, убиваем врагов, а не слабых, беззащитных стариков, не способных сопротивляться.