Дмитрий Казаков - Ночь судьбы

Петух призывно щелкнул зубами, и странные птахи принялись ходить друг вокруг друга. Самец выпячивал грудь, топал ногами, из горла его вырывалось призывное шипение. Самка же имела вид скучающий, незаинтересованный, и если партнер становился слишком настойчив, отскакивала в сторону.

Костук сидел ни жив, ни мертв. Если пташки его заметят, то отбиться от них будет не просто. Но, увидев, что парочка увлечена друг другом, маг осторожно встал на четвереньки и пополз в кусты.

Выдала его сухая ветка. Треснула под рукой, проклятая, причем с таким грохотом, что может издать разве что молния в степи. Костук услышал за спиной злобное шипение. Вскочил, развернулся и оказался лицом к лицу (или лицом к морде?) с разъяренным птицезмеем.

Времени на заклинания не оставалось. Костук попытался отскочить, но нога задела за кочку и маг с треском и грохотом рухнул в самую середину большого, густого, колючего и, как следствие, весьма негостеприимного куста. Ветви копьями впились в спину, колючки стремились добраться до плоти сквозь одежду.

Ошеломленный поведением противника (или жертвы?), василиск замер на месте, и Костук воспользовался этим, чтобы пробраться сквозь сплетение ветвей на другую сторону. Ободрал руки, лицо, порвал штаны, но зато теперь между ним и хищной тварью оказался заслон.

Обнаружив, что добыча пропала, василиск зашипел отвратно и заспешил в обход. Не обращая на него внимания, Костук закрыл глаза, всем телом ощутил текущие вокруг потоки Силы, потоки, только в которых и благодаря которым может существовать жизнь. Сила смыла страх, очистила мысли, и Костук мгновенно нашел выход, что ранее ускользал, не давался в руки. Слова пришли сами, из давних дней, из недр памяти. Эти стихи он сочинил очень давно, но никогда не произносил:

Полуночи смутным журчащим дождем,Тумана и сумрака в чаще мы ждем.Рыдая, мы просим, склонясь над огнем,Несчастье и беды утопим мы в нем.

Когда Костук открыл глаза, на него никто не нападал. Никто не разевал зубастый клюв в его сторону, не грозил когтями на лапах, не сверлил взглядом. Василиск стоял ошеломленный, ошалело крутил головой. Что-то исчезло, что-то, к чему он только что стремился.

С поляны донеслось призывное шипение. Самка пока ждала, но намекала, что долго терпеть отсутствие внимания не будет. Самец развернулся на месте и, смешно задирая ноги, понесся к подруге. Птичья память коротка, и василиск мгновенно забыл о неудачной охоте.

Песок не набивался в сапоги, лицо не сек обжигающий ветер, не надо было экономить воду, но Мбома шел и про себя ворчал. Его раздражало все: и обилие зелени вокруг, и роса, что выпадала каждое утро, нервировали многочисленные звери и птицы, которых так трудно оказалось поймать. Пару раз он ухитрился сбить мясистых разноцветных летунов, что визгливыми криками оглашали джунгли с самого утра, мешая путешественнику спать. Мясо их оказалось жестким и невкусным. Мбома его, конечно, съел, но потом маялся животом и громко проклинал местную живность.

Лес отвечал идущему по нему зулу полной взаимностью. Лианы норовили обернуться вокруг горла, ветви цеплялись за волосы и одежду, корни выпрыгивали из травы, делая подножки. От неожиданно рухнувшего дерева, что за миг до падения выглядело крепким и живым, Мбома увернулся чудом.

На все нападки леса он лишь хмурился. Одна мысль терзала зула: дошел ли до леса еще кто-нибудь из соплеменников? Или в Храм придется идти ему, Мбома? Чем ближе становился Храм, тем меньше этого хотелось. Дорогу к Храму он чувствовал. Словно далеко впереди, высоко возносясь в небеса, сиял невидимый обычным зрением светоч, указывая путь.

Утром дня Удода все шло просто на удивление хорошо. Роса оказалась скудна, тумана почти не было, а когда солнце разогрело лес, вокруг стало сухо, словно в родной пустыне. Деревья расступались сами, давая дорогу, противные корни исчезли совсем, тропка легла под ноги ровная и удобная. Мбома шел и радовался, решив, что, наконец, сжился с окружающей средой. Ему не пришло в голову, что бесплатное мясо бывает только в крысоловке, а если вокруг все хорошо, готовься к неприятностям.

Нюх на опасность все же не подвел. Прежде чем огромная крылатая фигура вынырнула из-за низких деревьев, зул, сам не понимая почему, рванул в сторону. Завидев чудовище, наддал. Волна воздуха ударила в спину, прибавив скорости.

Обернулся Мбома только, отбежав саженей на двадцать. На том месте, где только что стоял путешественник, складывало крылья летучей мыши странное существо. Если леопарда увеличить вдвое, нет, пожалуй, втрое, смыть с него пятна, прибавить багровую гриву вокруг морды, то получится некое подобие. Дополняют портрет уже упомянутые крылья и длинный скорпионий хвост.

Мбома не успел как следует испугаться, а порождение ночного кошмара вновь кинулось на него. Купец никогда не считал себя великим бойцом, а под взглядом желтых, огромных, хищно сияющих глаз не испытывал даже желания мериться силами. Ему доводилось воевать и с разумными существами, и с животными, и сейчас зул понял: бесполезно.

Он помчался так, как ни бегал, наверное, никогда. Ветви жестоко хлестали по лицу и телу. Раздавленные цветы, умирая под ногами, исторгали напоследок ароматы такой мощи, что Мбома начинал задыхаться. Хорошо лишь, что бежал он под уклон, и удавалось поддерживать хорошую скорость. Позади трещали деревья, сминаемые могучим телом, и слышался странный тонкий свист. Похожие звуки издают некоторые пауки, и странно было слышать их от такого крупного животного.

Дыхание становилось все тяжелее, ноги постепенно каменели. Колени почему-то отказывались гнуться, и Мбома ощущал, будто бежит на ходулях. Пота с него стекло столько, сколько жиру с барана, которого жарят на вертеле. Сбросил веса не менее полупуда.

Запнувшись о что-то, он едва не упал. Некоторое время бежал согнувшись, пытаясь удержать равновесие. Когда выпрямился, похолодел от ужаса: страшный хищник оказался перед ним!

Хрипя, подобно загнанному верблюду, метнулся Мбома в сторону, отметив, что за спиной продолжается свист. Вломился в кусты и на этот раз упал. Земля больно ударила в подбородок, и рот наполнился кровью из прокушенного языка.

Некоторое время он не видел и не слышал ничего, оглушенный падением. Когда же выглянул из ненадежного убежища, изумленно вздохнул – две крылатые бестии стояли друг напротив друга. Тот, что гнался за Мбома, преследуя жертву, залез на чужую территорию и нос к носу сошелся с хозяином.

«Как коты на помойке», – подумал Мбома и даже слегка похихикал над чудным сравнением. Крылатые твари, расправив крылья, стояли напротив, выгнув спины, и свистели, яростно, на высоких тонах. От шума у зула зазвенело в ушах.