Людмила Астахова - Бог из машины

– Запомните, что я вам сказал, и не говорите потом, что не слышали. Ибо слышали и видели! Он ничего не может, только жрать ваши души.

Ливень все усиливался, превращаясь в настоящий водопад. И даже если он будет идти еще десять дней подряд, то повинен в том всего лишь несвоевременно померший тив Алезандез.

Форхерд Сид, никем не задерживаемый, развернулся на каблуках и пошел прочь из города. Куда глаза глядят пошел. Он утратил Веру, а значит, и Силу, он перестал быть эсмондом, но остался диллайн, а следовательно, обреченным стать кормом для Предвечного.

– Я так просто не сдамся. Не надейся, тварь, что я пойду и утоплюсь или повешусь, – бормотал он себе под нос. – Я – одержимый, как и все мы, дети Золотой Луны, и теперь я – одержим Местью.

И не имеет никакого значения, что Предвечный не слышит и не понимает угроз. Клятвы существуют не для богов, их дают только себе.

Грэйн

– Молния – суть разряд атмосферного электричества между двумя облаками или между облаком и землей, – согнувшись и пытаясь спрятать голову между колен, бубнил Эгнайр Акэлиа, озаряемый призрачно-голубоватым светом непрекращающихся разрядов. – Различают: линейную молнию – линию ослепительно яркую и извилистую…

Гроза все-таки накрыла Ициар, да так внезапно и стремительно, что поневоле на ум приходило единственное объяснение такому явлению. Но студент-безбожник, упорный в своем отрицании высших сил, озвучить таковое объяснение, конечно, не мог. А потому цитировал Энциклопедический словарь издания Ициарского университета. Впрочем, непохоже было, чтобы ученая сухость энциклопедической статьи успокаивала адепта кружка Искателей.

– Заткнись! – в который уже раз прикрикнула Грэйн на зануду, с тревогой поглядывая на прижавшихся друг к другу в уголке на банкетке шурий. Выглядели ползучие кузены, прямо скажем, нездорово – хотя, возможно, что дело было в освещении? Когда темнота пала на Ициар, Фрэнген скомандовал зажечь ручные потайные фонари – непременную часть снаряжения каждого уважающего себя диверсанта. Лаборатория осветилась, конечно, но неравномерно и загадочно, с пятнами желтого света и чернильной тьмой по углам, из которых угрожающе выступали маслянисто блестящие механизмы, какие-то треноги, верстаки и станки. Короче, обстановка, располагающая к душевным потрясениям и… Грэйн еще раз внимательно посмотрела на Джойн и вцепившегося в ее юбки Тиглата. Магический транс? Или какие там эти трансы бывают у видящих незримый мир шуриа.

Над головой громыхнуло особенно сильно и близко, так что ролфийка непроизвольно пригнулась и только что уши не прижала. Для чувствительного ролфийского слуха звук был такой, словно рушится крыша. А может, и впрямь? Грэйн стряхнула с шеи несколько мелких кусочков штукатурки и чихнула. Сидеть в бездействии, обнимаясь с винтовкой и кося беспокойным глазом на запертую дверь кладовки, где закрыли брата Мастера, становилось невыносимо. Что она вообще здесь делает, когти Локки…

– …Линейные и шаровые молнии обладают большой разрушительной силой: от удара молнии дерево загорается или расщепляется, металлы расплавляются, животные и люди погибают или подвергаются параличам. – Вздрагивая, Эгнайр бормотал все громче и быстрее: – Для отстранения опасности удара молнии устраиваются громоотводящие… громоотводные…

– Обнадеживающе, – вздохнула эрна Кэдвен. – Может, его прикладом стукнуть, чтобы замолк?

– Не обращай внимания, – посоветовал Удэйн и тоже прянул ушами. – Юношу это успокаивает.

– Зато меня раздражает! – Грэйн встала и отряхнулась от штукатурки еще раз. – Нет, это невыносимо. Я пойду гляну, что там наши соратники… и вообще, что творится вокруг. А ты пригляди за остальными. Я скоро.

Если Апэйн и хотел возразить, то не успел вымолвить и слова протеста: очередной раскат грома поглотил все звуки, даже монотонное бормотание студента. Прихватив в карман десяток патронов про запас, ролфийка повесила винтовку на плечо и вышла.

Джона

Когда они поднялись на вершину холма, то поняли, что путь их окончен. И жизнь тоже. Там, где еще совсем недавно текла река и по ее берегам зеленели поля, где по весне воздух был сладок на вкус из-за цветущих персиковых деревьев, была теперь пустыня. А вместо города, сияющего на солнце, как царская корона, плескалось море. Ничего не осталось, кроме иссушенной суховеем, потрескавшейся земли и соленых морских волн. Пустыня, совершенно мертвая пустыня, где нет ни травы, ни воды, ни зверей, ни птиц, ни духов. Людей тоже нет.

Лаунэйда бессильно опустилась на колени и закрыла глаза руками, пытаясь сберечь себя от вида мертвой Буджэйр – их Щедрой Земли. Мужчина из народа Фаолхэ сел рядом. Он – мужчина, он сильный, он видел, как исчез с лица Земли весь его народ, как бешеные «волки» стали одержимыми «совами». Впрочем, нет. Не стоит хулить золотую луну Меллинтан в том, что ее дети оказались предателями. Она ничего не смогла бы сделать с их иссушающей жаждой Силы.

– Никого нет, Рэйн, – прошептала лаунэйда [5] . – Совсем.

Губы ее растрескались от жары и кровоточили. Каждое слово – струйка крови. Но женщине было уже все равно, самое худшее с ней уже случилось.

– Буджэйр умерла. Тоже совсем.

Он не поверил.

– Ты же говорила, что жизнь бесконечна! Что все повторяется. Пустыня рано или поздно оживет, вода прорежет новые русла рек, прилетят птицы. Духи…

– Нет больше духов, – перебила его лаунэйда.

– Как так?

За время путешествия через пустыню глаза Рэйна выцвели до едва заметной желтизны, но теперь в них снова сияла злая волчья зелень.

– Дух Буджэйра погиб, умер, иссяк, так же как и духи моего народа. Нет больше лаунэйди, нет змеиных дочерей и сыновей, ни на земле, ни в мире духов. Их души…

И горько заплакала, мешая кровь и слезы, а спутник женщины даже не попытался утешить ее в глубочайшем горе. Ибо невозможно утешить мать, похоронившую своего ребенка.

– Но, Донита, ты говорила…

– Мы ошиблись, фаолхэйри, – вздохнула она. – Мы проиграли и бой, и войну, и то, что бывает после войны, – тоже. Он оказался сильнее нас, он не-живой, а мы пытались остановить его так, словно Предвечным звали какого-то очередного завоевателя.

– Будь он проклят! – прорычал мужчина и мстительно сощурился, глядя в закат, куда уплыли диллайн. – И будь они тоже прокляты. Пусть их души сожрет Предвечный!