Виталий СЕРТАКОВ - БРАТСТВО КРЕСТА
В тишине было слышно, как скрипят перья, и где-то за окнами плачет ребенок.
– Господин Свирский зачитал повестку дня. Первым идет мое выступление, оно будет кратким. Сегодня нас почтили вниманием главы шестнадцати русских городов и двадцати семи поселков. Они представляют лишь малую толику русских земель, но они приехали, чтобы подписать новый Пакт. Только от вас зависит… - Он сделал внушительную паузу. - От вас зависит, каким быть Пакту. Или наши друзья разъедутся, не получив поддержки, на которую надеялись, или сегодня, в этом зале, мы подпишем бумагу о создании нового Российского государства…
В задних рядах пронесся шепоток, набрал силу и превратился в неумолчный рев. Коваль махнул секретарю, и за сценой упала драпировка, скрывавшая огромную карту СССР тысяча девятьсот восьмидесятого года выпуска…
Рубенс колотил в гонг, многие повскакали с мест, в левом проходе завязалась потасовка, кого-то уронили на пол, кто-то вытирал кровь с разбитого лица. Только когда возле трибуны появился патриарх Василий, волнение начало понемногу стихать.
– Оранжевым цветом, - продолжал Артур, - закрашены те области, которые готовы войти в новое государство и подчиниться новой столице - Петербургу! Как видите, это лишь небольшая часть великой страны, которую когда-то уничтожили глупые правители. Но в наших силах вернуть ей могущество и богатство! В наших силах, если мы договоримся, объединить людей, раскиданных друг от друга на тысячи верст!
Так что, прежде чем выбирать Старшин и нового губернатора, мы должны проголосовать.
Хочет ли Дума, выбранная народом Питера, чтобы город стал столицей?! Если мы проголосуем за новый пакт, то после обеда, в Павловске, соберется другая Дума. Это будет уже Государственная Дума России, и вам придется все пять лет исполнять ее решения. Дума России выберет президента страны и Верховных Старшин, то есть министров… Но перед голосованием… я хотел бы, чтобы никто не мог сказать, будто Кузнец на кого-то давил, или кого-то принудил. Я всем вам хочу сказать спасибо, - Коваль пожалел, что не может смахнуть набежавшую слезу. - По закону, который установил Большой круг, заявить о претензии на место губернатора можно было за три недели до выборов. И по тому же закону, выбранный губернатор имеет право отказаться от поста и предложить Думе другого кандидата. Верно я излагаю закон? - Артур повернулся к президиуму, где, в полном составе, сидел Малый круг. Соратники глядели на него в немом изумлении. - Я ухожу с поста и предлагаю вместо себя Михаила Рубенса, бывшего папу Эрмитажа. Вы все его знаете, и думаю, он ничем не хуже других кандидатов. Это мудрый человек, отличный хозяин и справедливый судья. А теперь слово его святейшеству…
Зал взорвался таким криком, что с крыши, и с карнизов вспорхнули голуби и вороны.
– Как думаешь, выкрутимся? - Артур разглядывал горланящую публику в щелочку между портьер.
– Сейчас их патриарх добьет! - уверенно процедил командующий гвардией, набивая трубку. - Как узнают, что Качальщики Крест приняли, живо лапы поднимут…
– Василий точно урезонит, - согласился Даляр. - И хан обещал за тебя словцо замолвить. Чтоб мне сдохнуть, быть тебе этим самым… президентом, господин!
28. ЭСМИНЕЦ "КЛИНОК"
Такого скопления народа порт не помнил полтора столетия, с тех пор как замерли клешни стальных динозавров, переносивших с места на место грузы, с тех пор как в последний раз отшвартовался эстонский сухогруз и замер на вечной стоянке, как памятник самому себе. Особое раздолье было для карманников и прочей шушеры, искавшей, чем бы поживиться в людных местах. Небо снизошло милостью в этот день на вечно пасмурный город. До самого горизонта не портило картину ни одно свинцовое облачко. Бездонный голубой колодец вздымался над морем, над сотнями рыбачьих лодок, над мельканием парусов и шевелящейся людской массой.
Задние давили на передних, желая протиснуться в первые ряды, к наспех сколоченным трибунам; мальчишки гроздьями повисли на шеях портовых кранов; уходящие в залив причальные пирсы покрылись цветастым мхом из праздничных одежд…
Вдали от берега, не приближаясь к устью реки, покачивался на якоре аккуратный, залатанный тут и там, но чистенький катер. Паровик катера был заглушён, парус убран, а матросов отпустили на берег полюбоваться праздником. На мерно вздымающемся носу, подставив обнаженные спины солнцу, сидели двое мужчин. Шум города докатывался сюда неравномерно, точно кто-то крутил настройку радиоприемника. Иногда слышались отдельные выкрики, смех, музыка, затем всё стихало, доносились лишь удары волн о корпус и звяканье трехметровых весел в самодельных уключинах. Но проходила секунда, и эхо приносило по воде нарастающий хорал тысячных толп. В десятке метров от катерка, покачивались еще две быстроходные моторные лодки сопровождения, с трехцветными флажками и штандартом личной охраны президента.
– А мне понравился этот мужик, как его?… - Бердер пощелкал пальцами. - Ммм… Кирилл Лопата. По-моему, он немного ошалел, когда стал… Как ты это обозвал?
– Министром сельского хозяйства.
– Н-да, и не выговорить. То есть, до Большой смерти, Министр был главнее Старшины?
– Не то слово! - засмеялся Артур. - Главней министров был только премьер, но я пока без него обойдусь.
– Да, этого Лопату ты ловко от губернаторского кресла отвлек. А другие против Рубенса не потянули бы, я это заранее знал… Ну, министром - ладно, а на кой ты ему весь фураж для армии поручил? Украдет ведь, и не почешется.
– Что поделаешь? Пусть лучше один он ворует, зато другим не даст, такого не проведешь…
– Ну, пусть Лопата, по крайней мере, свой. Но Бумажника министром торговли - это ты загнул! Языка не знает, из носу у него течет! А про веру я уж и не говорю…
– Язык выучит, а там посмотрим. Думаю, не хуже нас с тобой торговлю наладит… Тебе нехорошо, учитель? - с тревогой спросил Артур, в который раз наблюдая, как Бердер прикладывается губами к склянке.
– Ничего, выдержу. Возможно, я увижу это в последний раз, - сухо улыбнулся Хранитель.
– Ты ведь был в Польше, когда отгоняли американский корабль?
– Это было страшно. Когда звенящий узел под водой, его невозможно остановить… - Бердер с неодобрением следил за кучами мусора, дрейфующими из города в залив. - Но мы не будем тебя останавливать, иногда равновесие требует потерь.
– Ты предчувствуешь великие потери?
– Я не провидец. Спроси у Хранителей памяти, только вряд ли они тебе ответят. Ты же знаешь Кристиана.
С берега донесся очередной всплеск радостного гомона. С лодки охранения пальнули пару раз, отгоняя рыбаков, слишком близко подошедших к президентскому кортежу.
– Спасибо тебе за книги, - Бердер скривился, отхлебнув очередной глоток лекарства. Коваль удрученно поглядел на него и поразился вдруг, как постарел учитель. Косы стали окончательно седыми, улыбка всё реже трогала задубевшее лицо, вокруг глаз побежали морщинки… Хранитель силы старел слишком быстро, раньше такого не наблюдалось. Даже Исмаил и Прохор, что были гораздо старше, выглядели точно законсервированные в своем возрасте. Коваль неожиданно подумал, что ни разу не слышал о болезнях среди Качальщиков. Никто из них не оборачивал горло компрессами, не сморкался и не грел наги в тазу с горчицей…
– Нам нельзя так долго торчать в грязи, - словно отвечая на упрек в слабости, выговорил Хранитель. - Дети… Надо учить детей. Они приезжают учиться убивать, а я хочу их научить не допускать убийства… Я уеду в Академию, там поправлюсь, но не обещаю, что вернусь. Теперь почти все ребята рождаются как городские. Их подносят к бочке с краской, и ни один не задыхается. Это, наверное, плохо, я не знаю… Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Вы становитесь не нужны?
– Самое печальное, что мы нужны, но скоро нас не станет. Вернее, наши внуки станут не такими. Ты принес мне много книг, спасибо. Знаешь, что я понял, когда прочитал все эти книги? Хранители уже рождались на Руси, они появлялись, когда земле нужно было помочь успокоиться. Как лекари, которые держат больного, что бьется в горячке, чтобы не дать ему убить себя, или разбить нос… А когда земля успокаивается, такие, как я, уходят. Нет, не умирают, не пугайся, Клинок. Есть разница между "умереть" и "вымереть", не так ли? Мы просто растворимся…
– Мне жаль, если так произойдет. Постарайся подольше не растворяться.
– Постараюсь, - Качальщик облизал потрескавшиеся губы. - Я буду вести военную Академию, как и обещал тебе, но в город больше не вернусь. Будут приезжать молодые, присматривать за Слабыми метками, но дело уже не в метках. Теперь дело в людях.
– Ты полагаешь, Звенящих узлов больше не будет?
Коваль затаил дыхание. Если у Бердера есть основания считать, что земля успокоилась, можно надеяться запустить серьезную литейку, или даже химию…
– Пока будут рождаться такие, как твой приятель Карин, может произойти всё что угодно. Однако я верю, что во Франции и Италии наши силы не понадобятся. После Москвы земля успокаивается. По крайней мере, на этой половине планеты.
