Наталия Ипатова - Король, которого нет

– Гуглем.

Я хмыкнул.

– Гугль – волшебная тварь. Кто поручится, что он сработал как надо?

– А как надо? – признаться, все мы вздрогнули. Мардж впервые на моей памяти вступила в разговор на равных, да еще и в интонации «что бы вы там себе ни думали». – Кто из вас маг? Кто из вас знает, как работает магия? Или вы все еще считаете, что она вам должна? А если сама магия думает иначе?

– Маги тоже не знают, – неожиданно поддержал ее Ховански. – Магия для них – черный ящик, и самые замечательные мастера знают только, что получат на выходе, если на вход подадут то-то и то-то.

– А сам черный ящик, что, никто не исследовал?

– Ну как же, ведь любопытству и жадности, как известно, пределов нет. Однако исследование истоков магии – вопрос философский, и те, кто им всерьез занимался, предпочитали помалкивать о своих достижениях. То ли их пугали открывшиеся бездны, то ли похвастать, – Ховански тонко и как-то платиново улыбнулся, – было особенно нечем. Что такое магия? Не в родстве ли она, скажем, с кулинарией? Щепотка соли, толика перца, на глазок муки? Кто скажет, почему у одного поднимется добрый пирог, а у другого – плоский подгорелый блин? Не я, ведь и я – не маг.

Марджори, очевидно, нравилась и ему, и я невольно задался вопросом: как именно она ему нравится? К добру ли эти кулинарные сравнения? Что она для него, как не прекрасный сосуд, источающий дивный аромат?

– Мята… – промолвил Дерек, который дискусса о магии ровно бы и не слышал. – Альбин, а сам ты за или против?

– Отвечу как эльф, – ответил ему журналист, – если она Мята, я буду за. Если нет – я против. В данном вопросе мне важна истина. Если вам нужно что-то иное, я сожалею.

– Что касается меня, я бы вообще рад ни одного эльфа не видеть.

Они смерили друг дружку вызывающими взглядами и одинаково ухмыльнулись.

– Мне нужна истина, – сказала Мардж.

– Надеюсь, с истиной мэтр Ховански нам поможет.

Эксперт учтиво наклонил голову.

– Почему Гракх Шиповник не воспользовался услугами мэтра Ховански?

– Потому что ему истина не нужна.

– Это во-первых, – негромко сообщил Ховански, устремив преувеличено внимательный взгляд на собственные ногти. – А во-вторых, я бы особенно позаботился, чтобы лорд Шиповник понятия не имел, где меня искать. Судя по всему, лорд необыкновенно настойчив в достижении цели.

Охотно верю. Лорду Шиповнику нужен не только Дом Мяты, но и сам Альбин Мята: журналист – редкий эльф, у него связи во всех слоях, он знает пути наружу. Это важно, если ты намерен растить свою силу на новых корнях.

– В связи с этим последним я хочу, чтобы вы знали: я не буду свидетельствовать, официально подтверждая то, что мы сейчас выясним. Я существую только потому, что меня не существует. Я помогу вам только выяснить истину. Отстаивать ее, буде придется, не мое дело.

– Мэтр Ховански оказывает мне личную услугу по старой памяти, – чопорно сказал Альбин.

– Слушай, Мардж, – преувеличенно небрежно бросил Дерек, – а что, если сам Гракх и есть твой прапращур? С него станется.

– Это было бы забавно, – согласилась Мардж. – Но я не похожа на Шиповник.

– Да ты и на Мяту не слишком похожа.

– Ну, – вмешался я, – человеческая кровь могла напортить. Вон сколько ее было! Что, все Мяты так уж характерны, а, Альбин?

– Браки между Домами обычно тщательно продуманы. Геральдические службы следят, чтобы линия мужа была сильнее линии жены, и потому можно со всей определенностью говорить о типичной Мяте или типичном Шиповнике. Не скрою, обратные случаи встречались, но не как ошибка: когда от какой-то черты требовалось избавиться. Мэтр Ховански, вы готовы?

– Мадам? – наш эксперт-дегустатор был сама изысканность.

Марджори согласно наклонила голову, и тот буквально из воздуха вынул две хрустальные стопки, а еще крахмальную салфетку, две свечи… серебряный ланцет. Я разрывался между желанием сбежать на кухню варить кофе и необходимостью хватать нашего «гостя бледного» за горло, если только что-то пойдет не так. Не выношу ритуалов подобного рода. Меня тошнит от вида и запаха крови.

– Не беспокойтесь, – сказал тот, и я немного устыдился. – Я не из тех, кто теряет над собой контроль. Я профессионал. Где вы видели, чтобы определять качество вина дозволялось пьянице, да еще с похмелья, когда ему хорошо все, что горит? Никакой физиологии. Никакого, – он взглянул на Дерека, который тоже смотрел недружелюбно, – личного контакта. Могу ли я приступить?

Мы все как будто оцепенели. Я даже подумал потом, задним числом, что Ховански лукавил, называя себя не-магом, иначе как бы такие, как он, обеспечивали непротивление еды? Магия – это не сущность, магия – это процесс. То, что с нами происходило, с чисто филологической точки зрения напоминало утрату активной формы магических глаголов. Наверное, это Альбин мне сказал: потому что откуда бы мне самому додуматься про глаголы?

Альбин выручил нас и сейчас, молча закатав рукав рубашки. В слабом свете я разглядел на его запястье три ровных ниточки старых шрамов и мимолетно задумался: какие такие долги возвращает Ховански нашему эльфу.

В этом действительно физиологии было не больше, чем в откупоривании шампанского: обернутый салфеткой серебряный ланцет только коснулся жилы, и кровь тончайшей рубиновой струйкой побежала по стенке бокала. Надобно большое искусство, чтобы проделать подобную операцию столь аккуратно: без фонтанов и брызг по всем стенам. Ховански наклонил сосуд, добиваясь, чтобы потеки создали на его внутренней поверхности изысканный рисунок, «дамские ножки», если пользоваться жаргоном дегустаторов вин. Потом, чуть оскалившись – ровно настолько, чтобы соблюсти безусловную светскость! – зацепил клыками краешек бокала: то ли искра, то ли сверкающая прозрачная капля выделилась по зубному канальцу.

– Антикоагулят, – пояснил он. – Вкус крови Мяты мне хорошо знаком, однако мы будем соблюдать процедуру в точности.

Дело, как мне показалось, было не в процедуре, а в том, чтобы успокоить Бедфордов. Дескать, ничего особенного. Тут, правда, «гость бледный» изрядно промазал: если Мардж и не давала воли ехидству, то потому только, что была поражена силами, вызванными из тьмы по одному ее капризу. И не в том даже дело, что он вампир – будем называть вещи своими именами. Просто, в этом веке так не говорят и так себя не ведут. Может быть там, где-то, среди своих в бессмертной расе… Но на самом деле это не так. Даже бессмертные меняются: никто из эльфов не хранит старинные кружевные мантильи и веера ручной росписи, поломанные игрушки своих прабабушек, фарфоровые статуэтки с отбитыми носами, театральные программки, сумочки с бисерной вышивкой. Эльфы любят вещи, они наделяют их душой, но они ими не дорожат. Вещь в их понимании есть нечто сравнимое с представителем смертной расы; я бы сказал – чуть лучше, потому что вещь должна быть полезна или красива, иначе ничто не оправдывает ее существования. Согласно этому взгляду, вещи свойственна смерть, а зачем хранить труп в своем доме? Скорее уж свойственно вампирам, кого на их пути не сопровождает ничего, кроме вещей.