Терри Пратчетт - Unseen Academicals

— Да о чём вы?

— Кажется, мы… нет, я не хочу портить вам вечер, Архиканцлер, — упирался Думмер. — Я, наверное, что-то не так понял. Не может же он требовать… О, боже!

— Покороче, пожалуйста, Тупс, — зарычал Чудакулли. — Я ведь, кажется, Архиканцлер университета? На дверях моего кабинета именно так и написано, я уверен.

— Конечно, Архиканцлер, однако я полагаю, что с моей стороны будет страшной ошибкой…

— Я очень ценю ваше нежелание портить мне вечер, сэр, — заявил Чудакулли, — однако ничто не помешает мне испортить вам весь завтрашний день! Учитывая данный факт, откройте уже нам: о чём, чёрт возьми, вы тут толкуете?!

— Гм, кажется, Архиканцлер, дело в том, что, гм… Вы знаете, когда мы в последний раз играли в футбол?

— Кто помнит? — обратился Архиканцлер ко всем присутствующим.

Приглушённо посовещавшись, волшебники пришли к консенсусу: двадцать лет назад, плюс-минус.

— "Плюс-минус" сколько? Нельзя ли уточнить? — взвился Думмер, который ненавидел такие уклончивые ответы.

— О, ну вы же понимаете, о чём речь. Нечто вроде того. Приблизительно, так сказать. Более-менее. Сами знаете.

— О чём знаю? — возмутился Думмер. — Ничего я не знаю! Нельзя ли <i>поточнее</i>?

— Да зачем же?

— Затем, что если университет не играл в Забаву Бедняков более двадцати лет, всё завещанное имущество перейдёт в собственность родственников Архиканцлера Побольше.

— Но игра запрещена! — возмутился нынешний Архиканцлер.

— Гм, в общем, не совсем. Все знают, что лорд Ветинари футбол недолюбливает, однако если игра проводится на окраине города и не выходит за пределы периферийных улиц, Стража закрывает на неё глаза. Почему? Да потому что игроков и болельщиков гораздо больше, чем штатных сотрудников Стражи. Уж лучше закрывать глаза, чем зажимать разбитый нос.

— Какой изящный каламбур, Тупс, — заметил Чудакулли. — Вы меня удивили, надо признать.

— Спасибо, Архиканцлер, — скромно ответил Думмер.

На самом деле, он вычитал эту фразу в «Таймс». Прочие волшебники газету недолюбливали за то, что она не цитировала их, или же, наоборот, цитировала с досадной точностью.

Приободрившись, Думмер добавил:

— Должен заметить, Архиканцлер, что любой запрет так или иначе не имеет значения. Согласно правилам НУ, волшебники могут не обращать на него внимания. Мы не подчиняемся мирским законам.

— Разумеется. Но мы, тем не менее, обычно уважаем светские власти, — заявил Чудакулли, произнося слова так осторожно, словно вынимал их из шкатулки и внимательно рассматривал, прежде чем употребить.

Остальные волшебники согласно кивнули. Они поняли недосказанное: "У Ветинари есть свои причуды, однако он самый разумный из правителей за последние несколько сот лет. Он пока что не трогает нас, но никогда не знаешь, какой туз припрятан у него в рукаве". Нет смысла спорить с очевидными фактами.

— Ладно, Тупс, что вы предлагаете? — спросил Чудакулли. — Я знаю, вы рассказываете мне о проблеме, только если уже придумали решение. Противная привычка, честно говоря, но я её уважаю. Уже знаете, как нам выкрутиться, верно?

— Полагаю, что так, сэр. Думаю, нам следует, ну, собрать команду. Насчёт выигрыша в завещании нет ни слова. Мы просто обязаны сыграть, этого достаточно.

В свечном подвале было всегда тепло. К сожалению, в нём также было влажно и очень шумно, причём в самые неожиданные моменты. А всё потому, что под потолком проходили трубы отопления и горячего водоснабжения, подвешенные на металлических тросах с непредсказуемым коэффициентом теплового расширения. И это лишь для начала. Тут же размещались трубы балансировки общеуниверситетского слудного потенциала, труба подавителя потока антропических частиц, который в наши дни работал кое-как, а также воздуховоды, которые вообще не работали с тех пор, как заболел ослик, приводивший в движение систему вентиляции. Кроме того, здесь же располагались трубы, оставшиеся от неудачной попытки предпоследнего Архиканцлера наладить коммуникационную систему университета при помощи дрессированных мартышек. Иногда все эти трубы начинали гудеть в унисон, издавая целую симфонию бульканья, щелчков, раздражающей органической капели, и, порой, необъяснимый "буммм!", который разносился далеко по подвалу.

В целях экономии тепла конструкция железных труб была улучшена путём обматывания их старым тряпьём, державшимся на месте при помощи верёвочек. Часть тряпок была прежде одеждой волшебников, а одежда волшебников, как её ни отстирывай, неизбежно сохраняла в себе остатки магических заклинаний, что приводило к возникновению неожиданных фонтанов разноцветных искр, и, порой, самозарождению мячиков для пинг-понга.

Несмотря на всё это, Орехх чувствовал себя в свечном подвале, как дома. Порой это его беспокоило. Там, наверху, люди частенько дразнили его, делая всякие намёки насчёт грязных свечей. И хотя Брат Овёс утверждал, что это ерунда, кипящий воск всё же пробуждал в Ореххе какие-то родственные чувства. Здесь, внизу, он ощущал покой.

Фактически, Орехх теперь руководил свечным подвалом. Смимс не знал об этом, потому что редко давал себе труд спускаться вниз. Трев, конечно, был в курсе, но не возражал, поскольку работа Орехха давала ему больше свободного времени для того чтобы пинать жестяную консервную банку. Мнение прочих оплывальщиков и окунальщиков не принималось в расчёт. С точки зрения рынка труда, если ты работал в свечном подвале, ты пал так низко, что достиг самого дна. И продолжаешь падать, закапываясь в грунт. Практически это означало, что у тебя недостаёт харизмы даже для работы нищего. Это означало также, что ты скрываешься от чего-то: возможно, от самих богов или от собственных демонов. Посмотрев из свечного подвала вверх, ты мог разглядеть (где-то на недосягаемой высоте) все прочие подонки общества. Следовательно, лучше так и оставаться здесь, в тёплом сумраке, где достаточно еды, редко случаются неприятные встречи и, мысленно добавлял Орехх, никогда никого не бьют.

Нет, окунальщики не создавали проблем. Он сам делал для них всё, что мог. Жизнь и без того изрядно побила этих людей, у них просто не было сил, чтобы самим бить кого-то ещё. И это хорошо. Когда нормальные люди понимают, что ты — гоблин, остаётся ожидать лишь неприятностей.

Он помнил, как кричали на него крестьяне, когда он был ещё совсем маленьким, и вслед за словами частенько летели камни.

Гоблин. О, это слово волокло за собой целый караван ассоциаций. Неважно, что ты говоришь или делаешь, этот караван всё равно проезжал прямо по тебе. Орехх пытался показывать людям свои поделки, но люди лишь разбивали их камнями, крестьяне вопили при этом, словно ястребы на охоте, а за камнями следовало ещё больше неприятных слов.