Юлиана Суренова - Книга 7. Дорога в бесконечность

Однако радость ее растаяла без следа, стоило ей увидеть скорбные лица рабов, слезы в глазах рабынь и Сати, беззвучно рыдавшую, уткнувшись лицом в заиндевелый полог.

- Мы опоздали? - спросил Атен.

- Нет! - резанул слух полный боли и отчаяния крик старухи, бросившейся к повозке.

Она не видела ничего на своем пути, ничего не слышала, не хотела слышать, спеша убедиться, что предчувствия обманули ее, лишь напугав близостью беды, но не допустив ее прихода.

- Фейр! - выбравшийся как раз в этот миг из повозки Лигрен мог звать ее сколько угодно, кричать хоть в самое ухо - все без толку. И, вздохнув, лекарь качнул головой, а затем, подняв взгляд, увидел подошедших хозяев каравана.

- Она умерла? - спросил Хранитель.

- Да, хозяин, - раб провел рукой по потному лицу, спеша смахнуть слезы до того, как их кто-нибудь увидит. - Уже давно… Почти сразу же после того, как Фейр пошла за тобой… Я… - он беспомощно развел руками, сокрушаясь, качнул головой.

- Я ничего не мог сделать!

- Мне следовало поторопиться, - нахмурившись, Гор поджал губы. Судя по всему, он винил себя в смерти несчастной, ничуть не меньше Лигрена.

- Не зная, что твоя помощь нужна?

- Я должен был знать. И знал бы, если бы не только всматривался вперед, но и хотя бы изредка оглядывался назад.

- Женщины всегда делают из этого тайну, предпочитая вообще не говорить о родах до тех пор, пока ребенок не появится на свет. Но я лекарь, и… Если кто и должен был торопиться, так это я! Ведь я знал, что будут проблемы, и мог позвать тебя прежде, чем они стали очевидны…

- Что теперь говорить об этом, - обронил Гор, положив тем самым конец этому разговору, и лишь Евсей, глядя куда-то в сторону горизонта, задумчиво произнес как-то отрешенно, вскользь, словно и сам не зная, к чему, зачем:

- Ну почему так всегда: чем больше спешишь, тем сильнее опаздываешь?

Гор взглянул на помощника хозяина каравана, помолчал несколько мгновений, а затем двинулся к пологу повозки.

- Зачем? - поморщился Атен. - Вестники смерти не отдадут души тех, кого забрали.

Тут уж ничего не поделаешь…

- Я не собираюсь воскрешать мертвых.

- А ты можешь? - Мати смотрела на мага, затаив дыхание -Никогда не пробовал, и считаю…

"Да! Скажи "да"! -мысленно воскликнула девушка, зажмурив глаза и сжав кулаки. Ее душу раздирали на части надежда и сомнение, и та и другое - преисполненные страхом: "А вдруг…" Он услышал ее, вздохнул, качнул головой, взглянул с долей осуждения.

"Малыш, неужели ты не понимаешь? Одно дело - помочь остаться среди живых тем, кто еще не покинул этот мир, и совсем другое - пытаться вернуть тех, кто уже ушел за грань, простившись со всем и смирившись со случившимся", - его голос, прозвучавший шорохом ветра у нее в голове, заставил девушку вздрогнуть, застыть с открытым ртом и широко распахнутыми от удивления глазами.

Маг, не ожидавший, что та так отреагирует на его слова, остановился:

"Что тебя так напугало?"

"Ты говоришь со мной на языке мыслей!"

"Конечно. Как и прежде".

"Да, но… Прости, - она постаралась взять себя в руки, успокоиться, выдавила виноватую улыбку: - Я просто сегодня… должно быть, я веду себя очень странно".

"Однако, - его бровь чуть приподнялась. - Раз ты сама это чувствуешь…" "Значит, - она поспешила вернуться к разговору о других, все равно о ком, лишь бы не о себе, - ты не станешь оживлять Рамир?" "Это было бы еще более жестоко, чем убивать… Девочка, не знаю, как объяснить тебе, чтобы ты поняла…" "Я понимаю. Может быть, даже лучше, чем кто-либо в этом мире".

"Ты говоришь загадками".

"Но если ты не собираешься оживлять Рамир, зачем ты идешь? Думаешь, лекарь ошибся, и она еще жива?" - она не успела даже закончить мысль, как поняла: "Нет, это невозможно. Никто не ошибется, когда речь идет о приходе смерти. Тем более - лекарь".

- Гор, - тут заговорил Атен. - Если ты хочешь совершить над ней обряд успения, даруя покой и свет вечному сну… Это очень великодушно с твоей стороны, принимая во внимание, что она была только рабыней… Но, памятуя о том же… Мне не хотелось бы вмешиваться, давать советы в том деле, в котором я совершенно ничего не понимаю, однако… Если тебе интересно мое мнение, я думаю это не правильно. Вряд ли она хотела бы уснуть сейчас. Я буду молить богов о том, чтобы Они позволили ей переродиться вновь. Чтобы она обрела, наконец, то счастье, о котором так мечтала и которого, несомненно, достойна…

Гор ничего не сказал на это, не соглашаясь и не возражая. Просто выслушал - уже стоя возле полога, а затем забрался внутрь, оставив хозяина каравана неуверенно переступать с ноги на ногу.

Собственно, Атен ни о чем и не спрашивал, просто говорил, что думал. Вот только делая это, он небезосновательно полагал, что Хранитель хоть как - то отреагирует на его слова.

Мати, воспользовавшись тем, что никто не смотрел в ее сторону, незаметно последовала за Гором. Осторожно, с опаской поглядывая вокруг, она забралась в повозку и поспешно забилась в темный угол возле самого полога, моля богов, чтобы ее никто не заметил. Ей ничуточки не хотелось быть участницей тех событий, которые, она была уверена, произойдут дальше, но вот увидеть все своими собственными глазами - несомненно. К тому же, это было для нее важно еще по одной причине. Окружавший ее мир был настолько не схож с ее родным, что она в душе начала переставать верить ему - всему и всем, во всех его проявлениях, за исключением самой себя.

"Что я вижу - то происходит. А другое - это еще нужно посмотреть…" Рамир лежала посредине повозки, устремив вверх взгляд, в котором до сих пор читалась мольба, но обращенная уже не к людям - богам. Ее длинные волосы разлетелись локонами в разные стороны и, в свете лампы с огненной водой, казались окрашены в тот красный цвет, который дан лишь яркой утренней заре, полыхающей над городом.

Ни боль, ни смерть не смогли исказить черт ее лица, которое, лишившееся красок жизни, показалось Мати еще прекраснее.

Караванщица даже подумала: "И почему говорят, что смерть уродует человека, когда она может быть так восхитительно хороша…?" Над рабыней рыдала Фейр. Старуха не замечала никого. Должно быть, она думала, что одна в повозке, и потому не скрывала своих чувств.

- Милая моя, девочка, как же так? - причитала она. - Ты покинула меня! Как могла я оставить тебя одну в твой последний миг! Почему ушла, когда была тебе так нужна! Почему не я дала тебе твое последнее дыхание, не на меня был обращен твой последний взгляд! Не я собрала твои слезы, не я забрала твои муки! И мне теперь никогда не узнать, каким будет твое следующее перерождение! Как же я смогу найти тебя в следующей жизни…! - и она уткнулась в тело приемной дочери, словно пытаясь поделиться с ним своим теплом, сохранив еще на какое-то время от хлада смерти.