Светлана Крушина - Хроники империи, или История одного императора

— Может быть, своим появлением она хочет доказать невиновность? Мол, совесть моя чиста, я ничего не боюсь, потому и явилась пред твои августейшие очи, брат мой… — предположил Альберт.

— Может, и так… хотя едва ли. Карлота ведь не наивная дурочка. Жаль, что она родилась женщиной! Какого короля мы могли бы иметь, если бы…

Вероятно, Барден хотел сказать "если бы она была мужчиной", но Альберт мысленно закончил по-своему: "если бы она вышла победителем из нашей борьбы за власть". И вслед за тем по недлинной цепочке ассоциаций всплыло в памяти имя: Люкка… Зря он это подумал! Его мысль была незамедлительно подхвачена Барденом, желтые глаза полыхнули яростным жаром.

— Осторожнее, Альберт! — сказал он сквозь зубы. — Обойдись, пожалуйста, без намеков на мои семейные неурядицы.

— Но ведь это правда! — не выдержал Альберт.

— Тебе-то откуда это знать? — мрачно вопросил Барден и замолк.

Довольно долго они ехали в молчании, под усиливающимся дождем. Император грузно ссутулился в седле; коричневый плащ из грубой толстой шерсти делал его громадную фигуру совершенно бесформенной. Мощный жеребец под ним тяжко переставлял ноги и, вероятно, мечтал только о том, как бы поскорее избавиться от такого в буквальном смысле весомого седока.

Альберт тоже помалкивал; гроза вроде бы миновала, но черные тучи не спешили рассеиваться. В любой момент с неба могла ударить молния, и Альберту очень не хотелось попасть под нее. Впрочем, в последнее время гневные вспышки императора все чаще оканчивались ничем. В молодости он без раздумий отправлял на эшафот всех, кто имел несчастье попасть ему под горячую руку; сейчас он вроде бы как стал больше ценить людей. Альберт признавал, что это может быть его пристрастное мнение, но все же не мог отделаться от ощущения, что император стал несколько… мягче. Причем он даже мог бы, пожалуй, указать примерный отрезок времени, когда начались перемены. Как раз в это время из Северной уехала Илис.

Внезапно Барден натянул поводья, заставляя лошадь остановиться, и повернулся к спутнику.

— Альберт, — сказал он, — а ты разглядел того молодчика, который маячил за спиной у Карлоты?

— Нет, не успел, — Альберт немного напрягся; можно сказать, он сделал стойку, как хороший охотничий пес. — Зацепил краем взгляда. Признаться, я подумал, что это телохранитель Карлоты. А в чем дело?

— Не припоминаю за Карлотой привычку возить с собой телохранителя, — медленно сказал Барден, пристально на него глядя. — Так же как не припоминаю за ней тяги к молодым мужчинам, которые годятся ей в сыновья.

— Ты думаешь, она привезла его не просто так?

— Не знаю. Этот молодчик, мне кажется, горец — вид у него, как у горца. А про них, я слышал, говорят, будто они с младенчества виртуозно обращаются с холодным оружием. И если Карлота не решила на старости лет обзавестись телохранителем…

— О, — сказал Альберт, широко раскрыв глаза. Неоконченная мысль Бардена не нуждалась в пояснении.

— Я ничего не утверждаю, — подчеркнул император. — Может, ее в нем привлекает его смазливая рожа, и она не нашла сил расстаться с ним. Не знаю. Сегодня я поговорю с ней… послушаю, что она скажет, и послушаю ее мысли. Хотя она, в отличие от тебя, за годы общения со мной неплохо научилась свои мысли маскировать и прятать…

— Эмиль, позволь мне присутствовать при вашем разговоре. Тебе не стоит оставаться с ней наедине.

— Боишься, она воткнет в меня отравленную иглу? — с нехорошей улыбкой спросил Барден. — Нет, она неспособна на убийство своими руками. Скорее, она постарается не запачкаться и перепоручит это дело профессионалу.

— И все-таки, Эмиль, прошу тебя. Мне так будет спокойнее.

— Двадцать лет, — все так же улыбаясь, сказал Барден, — двадцать лет ты неотступно следуешь за мной и охраняешь меня от всего, от чего только можно. Ты не устал от этого?

— Нет, — ответил Альберт без улыбки и взглянул ему в глаза. — Ты же знаешь, что нет, Эмиль.

Первым делом Карлота потребовала от брата выставить из комнаты своего "цепного пса".

— Я не буду говорить при нем, — заявила она с надменной гримасой.

В ответ на это заявление Альберт только посмотрел на нее спокойным долгим взглядом, а Барден ответил холодно:

— Будешь.

Сказано это было так, что Карлота немедленно потеряла весь свой апломб, а заодно вспомнила, что приехала не ссориться с братом, а, наоборот, доказывать свою к нему лояльность.

Но присутствие Альберта держало ее в ощутимом напряжении. Он, как всегда, молчал, но вслушивался в каждое ее слово, и не сводил с нее взгляда своих холодных серых глаз. Всей душой Карлота ненавидела этого палача и убийцу, и не в последнюю очередь за то, какое место тот занимает при ее брате. Больше двадцати лет Альберт тенью ходил за императором, будучи одновременно его секретарем, адъютантом, телохранителем и первым советником; ради своей преданности к императору он отказался от семьи, родни и собственных интересов; он так и не женился. Он был одним из немногих людей в империи, звавших императора по имени — кроме него подобной привилегией обладал разве что старший магик гильдии Гесинды, Илескар (и, конечно, Карлота, которая пользовалась своим правом родства). При всем этом Альберт не имел на императора ни малейшего влияния (на императора вообще никто не имел влияния), но сам был послушен любому его слову или жесту. Как меч в руке воина. Даже не так — как палец на руке… За это Карлота ненавидела его еще сильнее, чем брата. У Эмиля, по крайней мере, была свободная воля. У Альберта ее не было уже давно.

Но Карлоте пришлось взять себя в руки, забыть на время о ненависти и заставить себя улыбнуться. Не для того она приехала, чтобы вступать в открытое противоборство с Альбертом — он и так следит настороженно за каждым ее жестом, словно ожидая, что она вот-вот набросится на него или на его хозяина.

— Брат, — сказала она своим звучным голосом. — Не гневайся на меня. Давай забудем о вражде и поговорим спокойно.

— Не держи меня за идиота, — ответил Барден с бешеной ненавистью. — Я знаю, что ты с радостью разорвала бы мне глотку, если бы только не брезговала так видом крови.

— О чем ты говоришь? Я никогда не посмела бы, — возразила Карлота, страшно улыбнувшись. — Мне известно, как ты караешь мятежников; подобная участь страшит меня, как и любого человека в твоем государстве.

— Знаю; только это и удерживает тебя от открытого бунта. Что ж, страх иногда защищает лучше, чем любовь. Но к делу. Зачем ты хотела меня видеть?

Карлота смотрела на брата, который сидел, развалившись, в очень неудобном на вид деревянном кресле, и вдруг почувствовала себя девочкой, вызванной "на ковер" суровым дедом для того, чтобы получить разнос за очередную дерзкую шалость. Сходство Эмиля с покойным королем Иссой стало настолько очевидным, что вызывало мистический трепет. Нынешний император мог использовать парадный портрет августейшего предка как свой собственный. Ах, дед, подумала Карлота, ты мог бы гордиться своим жестоким и вспыльчивым внуком. Однако же хорошо, что твоя бешеная кровь лишь отчасти передалась Марку, хотя тебе это и не понравилось бы… ты предпочел бы получить вторую свою точную копию.