Елена Грушковская - Багровая заря

Мысль эта, неотступно следовавшая за мной по пятам и сверлившая мне спину пристальным и острым, как скальпель, рассекающим душу взглядом, показывала мне то один свой уродливый сустав, то другое противоестественное сочленение, заарканивая меня петлёй из своей кишки, и всё же было что-то жутковато интригующее в переплетении её сосудов, что-то, что притягивало взгляд и заставляло завороженно всматриваться в тёмные закоулки нарисованного ею мира — не только с содроганием, с ужасом и гадливостью, но и со странным, непреодолимым любопытством. Выкатившись чёрным шерстистым клубочком из-под моей кровати ночью, эта мысль растягивала себя надо мною кожаной перепонкой, покачиваясь, как парус, и вздрагивая, как мембрана, распластавшись под потолком, как оторванное крыло летучей мыши. И я спросила однажды:

— Тебе нравится быть такой, Эйне?

Сентябрьский дождь скучно шелестел на улице, блестела грязь, мокрое золото листьев хрупко и ненадёжно держалось на деревьях, осыпаясь с каждым днём. Эйне с мокрой гривой сидела на подоконнике, на плечах её кожаного жакета блестели капельки дождя. Серая, будто выцветшая кожа её рук туго натягивалась на остов из костей, длинные жёлтые ногти были чуть загнуты внутрь, на груди в вырезе жакета просматривались рёбра. Но за её внешней костлявостью и худобой крылась нечеловеческая, огромная сила.

— На свете есть только две касты: хищники и жертвы.

Теперь я понимала, почему она сказала, чтобы я держала окно закрытым, и каких кровососов она имела в виду. Она сказала, что они могут проникнуть куда угодно и при закрытых окнах и дверях, но избегают вторгаться в жилища: такой закон. Кроме того, это выдало бы их. Я открывала ей окно на условный стук, а через дверь она никогда не приходила.

— Ты можешь быть либо хищником, либо жертвой — что тебе больше по вкусу. Третьего не дано. Хищником можно родиться: таких хищников большинство. Можно родиться жертвой и стать хищником. Это трудно, но возможно. Став однажды хищником, жертвой не будешь уже никогда. Я родилась жертвой, как и ты. Мне повезло, и я стала хищником, и теперь я не боюсь ничего. Жертва, даже если она сделает успешную карьеру, разбогатеет и приобретёт власть над другими жертвами, всё равно остаётся жертвой и в любой момент может стать добычей хищника. Ей не позавидуешь. Поэтому гораздо предпочтительнее быть хищником. Нас меньшинство, очень незначительное в перенаселённом мире жертв, но настоящая власть принадлежит нам. Жертвы её не замечают и не должны замечать. Мы скрытны. Мы живём среди вас, маскируемся под вас, и вы нас не распознаете. Более того, вы в нас не верите. Но мы есть, и мы будем вас есть.

Глаза Эйне тускло тлели из-под мокрых прядей волос, падавших ей на лоб. Прислонившись спиной к оконной раме и согнув ноги в коленях, она сидела на подоконнике, чтобы не пачкать грязными сапогами мой ковёр. Она вообще любила сидеть, куда-нибудь взобравшись: стулья и кресла она презирала. Подоконник, шкаф, стол, холодильник — вот её излюбленные места.

— Ты жертва, но в тебе есть задатки хищника. В тебе есть это, хотя ты сама этого ещё не знаешь. Оно дремлет, но может проснуться. Это можно разбудить. Я могла бы помочь тебе перестать быть жертвой. Это единственный для тебя способ спастись. Ты не представляешь себе, как тебе повезло, что я увидела твои хорошенькие ушки и учуяла твой пленительный запах, но была в это время сытой. Ты могла бы быть прекрасным хищником — совсем как я или даже лучше меня.

Клён под окном совсем пожелтел, и с каждым порывом ветра листья слетали с него, устилая заросший травой дворик. Крыша дома напротив мокро блестела — скучная серая крыша обычного скучного дома, в котором жили жертвы. А на моём подоконнике сидела хищница.

— Я понимаю, тебе страшно. Ты так привыкла быть жертвой, что какие-либо радикальные перемены пугают тебя. Это психология всех жертв. Пока я рядом и охраняю тебя, ты можешь ничего не менять в своей жизни, но я предлагаю подумать: а не стоит ли перейти на другую ступень? Не быть жертвой, не дрожать от страха, не зависеть от более сильных и успешных жертв, не подвергаться унижениям и насилию со стороны жертв извращённых, не быть привязанной к одному месту, не измерять свои возможности количеством бумажек с цифрами, которые на самом деле, вопреки поговорке, пахнут отвратительно? Но самое главное, конечно, — это возможность перестать быть потенциальной добычей. Каждый раз, когда ты выходишь из дома, ты подвергаешь себя опасности. Она невидима твоему глазу, тебе не дано её почувствовать; солнце светит — и ты полагаешь, что с тобой ничего не может случиться. Это заблуждение. Ты постоянно в опасности, каждую минуту. Если хищник положил на тебя глаз, у тебя нет шансов… Ну, как? Здорово я тебя напугала? Теперь думай, детка.

В замке повернулся ключ.

1.21. Почему я не приготовила ужин

Ключ повернулся в замке, дверь открылась, зашуршал пакет: это пришла с работы Алла. Она поставила пакет и сумочку на тумбочку, раскрыла и поставила в угол зонтик, сняла платок, плащ, сапоги. Всунула ноги в тапочки, шурша пакетом, прошла на кухню.

— Лёлечка, зая, ты дома? Иди-ка сюда, солнце.

"Зая" и "солнце" означало, что Алла мной недовольна. У неё была своеобразная манера употреблять по отношению ко мне ласкательные слова лишь в ситуациях со знаком "минус". Чем же я ей не угодила сегодня?

Она доставала из пакета кефир, колбасу, творог, яйца. Не оборачиваясь, она спросила:

— Что же ты даже поесть ничего не приготовила, лапа моя? Мы с твоим отцом весь день на работе вкалываем, зарабатываем денежки — неужели ты не можешь взять на себя хоть что-нибудь? Тот же ужин, например. Ну, про уборку я не говорю. Вот сейчас мне придётся что-нибудь на скорую руку соображать, чтобы успеть к приходу отца. Но я-то была на работе, а ты — дома, у тебя было время сходить за продуктами и что-нибудь сделать на ужин.

Я сказала:

— У меня было сегодня четыре пары. А после универа ещё в библиотеку пришлось ехать. Я не успела.

Я терпеть не могу оправдываться, а перед ней — тем более. Кто она мне? Мать? Тётя? Нет, чужой человек. Да, она жена моего отца, но это не даёт ей права меня воспитывать. Да и поздно меня уже воспитывать. Про библиотеку я, сознаюсь, приврала: сразу после моего прихода домой ко мне явилась Эйне, потому я и не успела ничего приготовить. Она рассказала мне такие вещи, от которых у меня кровь застыла в жилах и перевернулось всё моё мировоззрение, а Алла мне — про ужин!.. Она же не знает, что она всего-навсего жертва, что однажды она может не вернуться с работы — просто пропасть по дороге домой, исчезнуть, испариться, и никто никогда её не найдёт.