Энгус Уэллс - Повелители Небес

— Твоя сила в твоей памяти, — сказала Рекин, — и сила эта, насколько я могу судить по тому, что ты нам здесь продемонстрировал, очень велика. Это мощь воскрешаемого прошлого, сила времени, знания и познания, та сила, которая связывает людей и страны. Послушай же! Через четыре года ты станешь взрослым, и, когда это произойдет, ты отправишься в Дюрбрехт, чтобы заточить меч, который у тебя в голове.

Женщина говорила столь воодушевленно, что, хотя и не пользовалась своими волшебными чарами, все равно я слышал чистый голос боевых рожков, скликающих ратников на битву… И все же я был смущен.

— А далеко этот Дюрбрехт? — поинтересовался я.

— Много и много лиг отсюда, — объяснила колдунья, — на севере, там, где Келламбек граничит с Драггонеком. Тебе придется проститься со своей деревней и с родителями.

— А как же я буду жить один? — спросил я. Ведь я был все-таки сыном рыбака, а значит — практичным человеком.

Жрица расхохоталась и пустилась в объяснения:

— Когда тебя примут в школу, ты будешь сразу же зачислен на довольствие: получишь стол и кров. Тебе даже станут выплачивать некоторую сумму на карманные расходы в период ученья.

«Карманные деньги» — о, как привлекательно это звучало.

У нас в Вайтфише денег почти не водилось, преобладал натуральный обмен. За всю свою жизнь я лишь однажды держал в руках монету, которую мне посчастливилось найти в прибрежном песке. Это был очень древний грошик, на котором даже изображение Верховного владыки почти совсем стерлось. Само собой, я отдал эту находку отцу. Мысль о карманных деньгах, которые я волен буду истратить по своему собственному усмотрению, будоражила воображение. Тем не менее я тут же заподозрил здесь какой-то подвох. Кто это станет платить мне за то, что я учусь? У себя в Вайтфише мы учились выживать. Знать приливы и отливы, сезоны ловли рыбы. Мы должны были уметь смолить лодки и управлять ими даже в сильный шторм, забрасывать сети и ловить на живца. И платой нам становилась еда в наших желудках и одеяла, которыми мы укрывались. Чего еще нам ждать?

— Но за что же я получу все это? — искренне удивился я.

— За свой дар, за свою великолепную память, — торжественно сказала женщина, — за свои возможности, которые ты научишься использовать, чтобы хранить нашу историю.

Было от чего тут призадуматься. Я уставился на шлем Андирта и принялся внимательно разглядывать его шероховатую, покрытую выщербинками поверхность, потемневшую от пота кожу ремешка, смазку в тех местах, где ржавчина высыпала на тусклом металле, точно угри на щеках ребят постарше. Я перевел взгляд на покрытую кожей рукоять меча сотника, где запечатлелись отпечатки пальцев хозяина. Я посмотрел на лицо воина и, не прочтя на нем ответа, спросил:

— А искусству рукопашного боя меня там научат?

Рекин кивнула:

— Тебя научат искусству выживания.

— А Дюрбрехт большой город? — спросил я.

— Больше, чем Камбар.

— А вы в нем были? — не унимался я.

— Я проходила там подготовку, — ответила женщина. — Когда я выросла, наша деревенская прорицательница послала меня в Дюрбрехт: там кроме заведения, где готовят Мнемоников, есть еще и школа колдунов. В ней я и совершенствовала свой талант. А потом меня послали в Камбар.

Я переминался с ноги на ногу на грязном полу таверны Торима, понимая, что вот сейчас решается моя судьба. Я внимательно посмотрел колдунье прямо в глаза и спросил:

— А если мне там не понравится, смогу я вернуться?

— Если тебе не понравится там, — ответила она, — или, наоборот, ты не понравишься им, тогда, конечно, тебя отпустят. Это выясняется уже на первом году обучения. И ты сможешь поехать домой, в Вайтфиш.

— Или в Камбарский замок, — добавил Андирт, — чтобы стать солдатом, если не передумаешь к тому времени.

Такой вариант мне показался как нельзя более подходящим. Если уж на то пошло — что такое один год? Весна, лето, осень и зима. Не заметишь, как они промчатся, но этого времени вполне хватит, чтобы высунуть свой нос за пределы Вайтфиша. Да не один мальчишка, если он, конечно, не полоумный, не упустит такой возможности.

— Хорошо, — ответил я, — а мои родители согласятся?

— Я поговорю с ними, — сказала Рекин.

Я посмотрел в ту сторону, куда был направлен ее взгляд, и увидел, что к таверне приближаются мои папа и мама в сопровождении прорицателя. Оба казались озабоченными, хотя причины для этого у каждого были свои. На лице матери застыло такое выражение, которое обычно появлялось, когда я или мои братик с сестренкой умудрялись особенно сильно пораниться, а лицо отца выглядело одновременно и суровым и озадаченным. Такое выражение на его лице мне довелось видеть лишь однажды, когда он рисковал, до последнего не прекращая ловить рыбу перед надвигающимся ураганом.

Я ждал, и моя гордость потихоньку улетучивалась.

Мать сделала книксен, а отец поклонился, отчего мне еще больше стало не по себе. Родители мои изъявляли столько почтения человеку, с которым я разговаривал как с равным. Мне стало неловко за них и за себя.

Но Рекин улыбнулась и встала, приветствуя их точно знатных господ, которые соблаговолили выкроить минутку своего драгоценного времени, чтобы нанести ей визит. Она велела солдатам принести стул для моей мамы. Я стоял, уставясь глазами в грязный пол. Все солдаты за исключением Андирта ушли, остались только Рекин, прорицатель да мои родители. Я подобрался поближе к отцу, который положил мне на плечо руку и сказал:

— А я-то думал, что застану тебя возле лодки; помни, нам еще сеть чинить.

Я пробормотал в ответ что-то неопределенное в свое оправдание, но, к счастью, Рекин вовремя вмешалась и не допустила моего посрамления:

— Тут только моя вина, друг мой Адитус. Я задержала мальчика здесь, чтобы поговорить о его способностях.

— Госпожа… — начал отец, которого, совершенно очевидно, повергало в трепет присутствие жрицы.

Она прервала:

— Только не госпожа, друг мой, такие титулы для сильных мира сего, к числу которых я не принадлежу. Меня зовут Рекин, и я хочу поговорить с вами о будущем вашего сына. Но сначала эль?

Мои родители, еще более смущенные, чем я, обменялись взглядами и посмотрели на священника-прорицателя, ища какого-нибудь указания, что им делать. Но тот опустил голову, уложив один подбородок на другой. Рекин, растроганная подобным вниманием, подозвала Торима и велела принести пиво.

— У вашего сына незаурядные способности, — начала она, когда Торим принес то, о чем его просили, и отошел (впрочем, не слишком далеко, ровно настолько, чтобы ничего не пропустить), — об этом я и хочу говорить с вами.