Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин

Тем временем гость перевел взгляд на девочку. Алена сидела на полу, и остекленевшие глаза ее были очень похожи на глаза пришельца. Да ведь они родственники, подумал Аспирин. Господи, пронеси…

В этот момент Алена вдруг заговорила. Глядя прямо в лицо босому незнакомцу, она говорила жестко, яростно, с угрозой. Аспирин не понимал ни слова, более того, он мог поклясться, что никогда в жизни не слышал этого языка.

Пришелец слушал. Свитер у него был совершенно сухой, камуфляжные брюки влажные по колено, а ступни чистые и мокрые. Как будто гость подкатил на машине к самому подъезду, опустив при этом ноги в тазик с водой.

Девчонка говорила все громче. Когда она перешла на крик, пришелец резко осадил ее на том же языке; девчонка перевела дух и снова заговорила, на этот раз тихо, сдавленно, сквозь зубы.

Не цыгане, подумал Аспирин. Не арабы… Средняя Азия? Чушь… Что за язык? Кто они? Что они делают в моей квартире?

— Одну минуту, — начал он, но на него не обратили внимания. Девочка говорила и говорила, испепеляя пришельца взглядом — вернее, замораживая, потому что глаза у нее сделались как два ледяных шарика. Гость слушал; Аспирин почувствовал, как холодно стало вдруг в прихожей. Как будто мощный кондиционер включился вдруг на полную катушку — плюс восемнадцать… семнадцать… шестнадцать…

Пришелец сказал что-то коротко и властно. Шагнул вперед, явно намереваясь взять девчонку за ворот грязной футболки. Девчонка отшатнулась, быстро посмотрела на Аспирина: их взгляды встретились.

— Погодите, — сказал Аспирин (температура воздуха в прихожей к этому моменту опустилась, наверное, до плюс десяти). — Вы не объяснили мне, кем приходитесь… и куда хотите забрать. И не показали паспорт. И…

Гость обернулся, и еще не сказанные слова вмерзли Аспирину в глотку.

— Он тебя бил, — сказал пришелец по-русски.

— Он меня привел! Я провела у него ночь!

— Он ошибся, — пришелец смотрел на Аспирина, и тому хотелось стать тараканом и залезть под плинтус. — Вы ведь ошиблись, Алексей Игоревич?

— Я… — выдавил Аспирин.

Девочка снова заговорила на чужом языке. Пришелец отвел взгляд от Аспирина (тот облегченно отступил спиной в темную гостиную) и подошел к зеркалу в прихожей. Аспирину в какую-то секунду показалось, что поверхность зеркала покрывается ледяными игольчатыми узорами.

Пришелец поправил шнурок на шее — красно-желтый шнурок, чуть выбившийся из-под воротника. На груди под свитером угадывался продолговатый предмет, слишком большой для обыкновенного мобильника.

— Включите свет, Алексей Игоревич.

— А… что?

— Я говорю, включите свет в гостиной. Раз уж намечается разговор.

Щелкнул выключатель. Явились из темноты смятый плед на диване, пустая бутылка коньяка, разбросанные по полу журналы и диски.

Антикварные настенные часы цокнули в последний раз и стали. Аспирин даже не удивился, глядя, как подергивается, сокращая амплитуду, маятник.

— Можно мне сесть на диван? — босоногий ухмыльнулся. Он явно ни у кого никогда не спрашивал разрешения; Аспирин изобразил вялую попытку прибрать плед, но гость распорядился сам — отбросил клетчатую ткань в угол дивана, уселся, закинув ногу на ногу.

Девчонка не стала входить в комнату — опустилась на пол в дверном проеме.

— Она в самом деле провела у вас ночь?

Аспирин оскалился:

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что наступило утро, а девочка все еще находилась здесь, под этой крышей. Больше ничего я не имею в виду, не надо сверкать на меня глазами… Алексей Игоревич, зачем вы это сделали?

— Что я сделал?!

— Зачем вы ночью привели в дом совершенно чужого ребенка?

— Потому что там нарки! — рявкнул Аспирин. — Алкаши! Просто пьяная шпана! Что, непонятно?

— Непонятно, — печально подтвердил незнакомец.

Аспирин подумал, что по-русски он говорит без малейшего акцента. Как и Алена.

— Помочь ребенку — нормальная человеческая реакция, — сказал он, внутренне перекосившись от стыда.

Пришелец вздохнул. Поджал губы. Спросил о чем-то у девочки. Та ответила жестко, почти грубо.

— Дорогой друг, — незнакомец качнул босой ступней, поглядывая то на Аспирина, то на сидящую в углу Алену, — вы знаете, сколько детей в это самое время мерзнут под дождем? Или их бьют, например. Или насилуют. Вас это хоть каким-то местом цепляет?

— А кто вы такой, чтобы читать мне мораль? — Аспирину захотелось завернуться в плед. Или хотя бы обхватить себя за плечи — так в комнате сделалось холодно. Но он удержался, не желая показывать слабость. — Я не звал вас в гости. Или вы говорите, кто вы такой, и уводите девочку, или…

— Не отдавай меня! — крикнула Алена.

— Или? — с интересом спросил незнакомец.

— Или просто уходите, — тихо закончил Аспирин.

Раздумывая, гость дотянулся ступней до пустой бутылки. Потрогал пальцами крышку; в один сумасшедший миг Аспирину показалось, что сейчас он легко и непринужденно свернет колпачок — ногой. Вместо этого незнакомец толкнул бутылку, и она упала на ковер, как кегля.

— Дело затягивается, — сказал пришелец. — Хорошо, я скажу вам: я директор детдома, из которого эта мерзавка сбежала, никого не предупредив. И теперь я водворю ее на место… Вопросы будут?

— Вы врете, — сказал Аспирин. — Вы не директор детдома.

— А кто я?

Хотел бы я знать, подумал Аспирин.

— Гримальский, вам нет до нее дела, — сказал незнакомец. — Куда я ее уведу, будет ей хорошо или плохо… Она не будет больше отягощать вас и втягивать в авантюры. Да?

Аспирин молчал.

— Перед моим приходом вы собирались ее выкинуть? Да?

— Я сам с ней разбирусь, — сказал Аспирин тихо, — и сам за нее отвечу. Куда я ее отдам, будет ей там хорошо или плохо…

— Он сказал! — девчонка подпрыгнула. — Слышишь?

Еще раз бабахнуло за окном.

— Гримальский, вы попали, — печально заметил сидящий на диване незнакомец. — Я честно хотел вам помочь, но в вашем исполнении даже потуга на доброе дело оканчивается, гм… Возьмите, — он сунул руку за пазуху, вытащил сумку-«ксивник», висящую на одном шнурке с длинным кожаным футляром. Извлек из сумки ламинированную гербовую бумагу. Уронил рядом с собой на диван.

— Свидетельство о рождении Гримальской Алены Алексеевны, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, мать — Кальченко Любовь Витальевна, отец — Гримальский Алексей Игоревич. Денег не предлагаю — вы человек обеспеченный, а Алена скромный, неприхотливый ребенок.

— Как… — выдохнул Аспирин.

Пришелец поднялся, убирая «ксивник» за пазуху — вместе с футляром.