Андрей Уланов - Раз герой, два герой...

Когда дверь отворилась настолько, что Шах смог протиснуться в образовавшийся проем, на вход были направлены не только взгляды тех, кто к моменту его появления еще оставался на ногах, но и большинства тех, кто уже успел сползти под столы и проснулся именно от этого, столь непривычного и неприятного звука.

Зрелище, представшее их затуманенным взорам, вызвало в трактире тихую и нездоровую сенсацию. Даже сам старый Тромб оторвался от протирания грязной кружки куда более грязной тряпкой и озадаченно глянул на протиснувшегося в дверь паренька.

Согласно большинству ходивших о нем сплетен и слухов, до того, как стать трактирщиком, Тромб был весьма известным воином, а по мнению некоторых, даже героем. И действительно, ловкость, с которой он управлялся в своем трактире, в частности, с проблемой освобождения карманов и кошельков посетителей от мало-мальски ценного содержимого, наводила на мысли если уж не о бывалом вояке, то уж о многоопытном мародере наверняка. Однако забредавшие иногда в Хамилог герои не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть эти слухи, а сам Тромб на вопросы о его прошлом отмалчивался, причем таким образом, что у спрашивающего не только пропадала всякая охота задавать новый вопрос, а вообще узнавать что-либо о прошлом Тромба, даже если ему об этом будут рассказывать насильно.

Одно было ясно – повидал Тромб ой как немало. Однако зрелище, представшее его глазам – как левому, простому, так и правому, из магического стекла, удивило даже его.

На первый взгляд, вошедший был самым обычным деревенским пареньком. Это было удивительно само по себе, поскольку обычные деревенские пареньки не заходили в трактир Тромба НИКОГДА, а другие крестьяне если и отваживались на это, то толпой не меньше десяти душ. При этом они старательно выбирали то время, когда в трактире было как можно меньше народу – желательно, вообще никого. Поздним вечером базарного дня в трактир не осмелились бы войти не то, что крестьяне, а и большая часть городских обывателей.

Однако куда больше Тромба поразил меч. Меч висел за спиной паренька, на потертой кожаной портупее, в добротных ножнах с бронзовыми заклепками. Двуручная рукоять, на пол сажени возвышавшаяся над макушкой паренька, была сделана из чьей-то там кости и надежно обшита кожей – судя по цвету, драконьей. Обшить рукоять настоящей драконьей кожей мог позволить себе далеко не всякий воин и даже не каждый герой. Но мечтал об этом каждый. Стоила же такая рукоять, как мгновенно прикинул Тромб, примерно столько, сколько весь его трактир, включая посетителей. Одним словом, при первом же взгляде на этот меч любому понимающему человеку становилось ясно, что на совести у меча не один десяток много кого и он этим ничуть не тяготится, а наоборот, в любой момент готов молнией вылететь из своих удобных ножен и разить. Насмерть. Эта парочка – паренек и меч – настолько не гармонировали между собой, что несколько наиболее опытных завсегдатаев трактира начали потихоньку пробираться к выходу. Они еще не знали, в чем дело, но жизненный опыт Запустенья подсказывал, что от любых странностей, непонятностей, несообразностей и тому подобных вещей нельзя ожидать ничего, кроме неприятностей.

Тромб моргнул и озадаченно протер магический глаз. На долю секунды ему показалось, что стоящий в дверях парнишка словно раздвоился – какое-то неясное шевеление возникло у него за спиной. Но когда протирка закончилась, никакого шевеления уже не было.

Тромб моргнул еще раз.

Старею, тоскливо подумал он. Вот и глаз барахлить начал. Видать, из-за погоды.

Он тяжело вздохнул. Что ж, драка началась бы с минуты на минуту в любом случае, а паренек… Ну, паренек, может быть, даже успеет дойти до стойки и заказать миску похлебки. Может быть, даже успеет за нее заплатить, если очень повезет.

Шах собрался с духом и двинулся к стойке, стараясь обходить посетителей как можно дальше и, упаси боги, никого не задеть. Шон ухмыльнулся и двинулся следом за ним, жалея только об одном – что, будучи призраком, он не может мимоходом сграбастать со стола кувшин с вином.

Стойка, в начале пути казавшаяся Шаху столь же недосягаемой, как Большой Бугор, с каждым шагом становилась все ближе и ближе. Наконец Шах почти уперся в нее носом. С трудом оторвав глаза от пола, он поднял голову – и натолкнулся на крайне недружелюбный взгляд стоящего за стойкой человека, который, по-видимому, и являлся самим Старым Тромбом. Глаза у Тромба были разноцветные.

– Чего желаете? – осведомился трактирщик тоном, явственно намекающим, что лично он желает сегодня на ужин какого-нибудь деревенского паренька поупитаннее.

– М-миску похлебки, – выдавил Шах. – П-пожа-луйста.

При слове “пожалуйста” трактирщик непроизвольно поморщился.

– Два гвеллера.

Стоящий рядом с Шахом Шон также поморщился. За спиной у Шаха раздался какой-то неясный, но весьма недовольный гул. Однако его немедленно перекрыл рев с одного из ближайших столиков:

– Поставь ему миску молока, Тромб. Пусть полакает.

Шах медленно обернулся и в наступившей тишине с ужасом услышал, как его собственный голос произносит:

– Заткни свои слова в свою поганую пасть и вытри ее бородой!

“Но ведь я не хотел говорить этого! – пронеслось у него в голове. – Я вообще не хотел ничего говорить. А уж тем более такое. Я так никогда раньше не разговаривал!”

Услыхав ответ, здоровенный верзила, из которого запросто можно было наделать минимум четырех Шахов, взревел не хуже мамонта, вскочил, придавив при этом столом своих недавних собутыльников, и двинулся вперед. Увидев надвигающуюся на него гору, Шах отступил назад и оперся об стойку.

А Шон, увидев столь большую мишень для пинков, радостно ухмыльнулся.

Когда до верзилы оставалось не больше двух шагов, правая рука Шаха сама по себе рванулась вперед и вверх, увлекая все остальное тело за собой.

Раздался короткий, сухой треск.

Медленно, величественно туша верзилы взмыла в воздух, проплыла над рядами столов и с жутким чавкающим звуком врезалась в стену под самым потолком.

Долю секунды туша повисела там, а затем со страшным грохотом рухнула на пол.

В зале раздалось дружное “ох”. Тромб снова протер глаза и озабоченно посмотрел на стену – гномы строили прочно, но на такие удары даже они не рассчитывали. К его облегчению, мореные дубовые доски выглядели вполне целыми.

Шах пораженно уставился на свою правую руку. Он был готов поклясться чем угодно, что даже не коснулся верзилы – тот взлетел, словно сам по себе.

Внезапно что-то с силой толкнуло его в правый бок. От этого толчка Шах потерял равновесие и растянулся на полу, больно ушибив себе при этом локоть.