Джо Аберкромби - Полвойны

— Она принадлежала моей матери, сестре короля Финна. – Лаитлин аккуратно вдела в ухо Скары серьгу. Тонкие, как паутина, золотые цепочки с красными драгоценными камнями свисали почти до плеча.

— Она прекрасна, – прохрипела Скара, стараясь, чтобы ее не стошнило прямо на зеркало. Она едва узнавала испуганную, хрупкую девушку с красными глазами, что отражалась в нем. Она выглядела почти как призрак. Быть может, она так и не сбежала из Йельтофта. Быть может, она все еще там, в ловушке. Рабыня Светлого Иллинга, и всегда ею будет.

Скара увидела, что в глубине комнаты Колючка Бату села на корточки перед принцем и, сдвинув его маленькие ручки на рукояти деревянного меча, шептала, как правильно им махать. Она ухмыльнулась, когда он ударил ее по ноге, старый звездообразный шрам на ее щеке сморщился, и она потрепала его светлые волосы.

— Хороший мальчик.

Скара могла думать лишь о мече Светлого Иллинга, о том бриллиантовом навершии, сверкающем в темноте Леса, и грудь девушки в зеркале начала вздыматься, а руки задрожали…

— Скара. – Королева Лаитлин решительно взяла ее за плечи и посмотрела своими суровыми, проницательными серо-голубыми глазами, резко возвращая ее в настоящее. – Скажите мне, что случилось?

— Мой дед ждал помощи от союзников. – Слова получались тихими, как жужжание пчелы. – Мы ждали воинов Утила и Горма. Они так и не пришли.

— Продолжайте.

— Он упал духом. Мать Кира убедила его заключить мир. Она отправила голубя, и Праматерь Вексен прислала в ответ орла. Если Оплот Байла будет сдан, воины Тровенланда отправлены по домам и армии Верховного Короля будет обеспечен свободный проход по нашим землям, то она простит.

— Но Праматерь Вексен не простила, – сказала Лаитлин. 

— Она послала Светлого Иллинга в Йельтофт, чтобы погасить долг.

Скара сглотнула горькую слюну, и тонкая шея девушки в зеркале дернулась. Маленькое лицо принца Друина сморщилось от воинственной решимости, когда он ударял по Колючке игрушечным мечом, а она отводила его своими пальцами. Его детский боевой клич звучал в темноте, словно завывания от боли и ярости, и становился все больше и больше на них похожим.

— Светлый Иллинг отрубил голову Матери Кире. Он проткнул моего деда насквозь, и тот упал в костровую чашу. 

Глаза королевы Лаитлин расширились.

— Вы… видели, как это произошло?

Облако искр, сияние улыбок воинов, увесистые капли, падающие с кончика меча Иллинга. Скара, содрогнувшись, вздохнула и кивнула. 

— Я сбежала, переодевшись рабыней Синего Дженнера. Светлый Иллинг подбросил монету, чтобы решить, убить его или нет… но монета… – Она все еще видела, как та крутилась во тьме, отражая цвета пламени.

— Боги были с вами той ночью, – выдохнула Лаитлин.

— Тогда почему они убили мою семью? – хотела выкрикнуть Скара, но вместо этого девушка в зеркале нервно улыбнулась и пробормотала нужную молитву Тому Кто Поворачивает Игральные Кости.

— Они послали вас ко мне, кузина. – Королева крепко сжала плечи Скары. – Теперь вы здесь в безопасности.

Всю ее жизнь Лес был с ней, надежный как скала, и теперь от него остался лишь пепел. Высокий фронтон, простоявший две сотни лет, теперь обращен в руины. Тровенланд разорван на части, как дым на ветру. Безопасности теперь нет нигде, и уже не будет.

Скара заметила, что трет щеку. Она все еще чувствовала прикосновение к ней холодных пальцев Светлого Иллинга.

— Вы так добры, – прохрипела она, попытавшись сдержать едкую отрыжку. У нее всегда был слабый желудок, но с тех пор, как она сошла с Черного Пса, ее внутренности крутило так же, как и мысли.

— Вы – семья, а только семья и имеет значение. – Обняв ее на прощание, королева Лаитлин отошла. – Мне надо поговорить с мужем и с сыном… то есть с Отцом Ярви.

— Могу я вас спросить… Синий Дженнер все еще здесь?

На лице королевы отразилось недовольство.

— Он немногим лучше пирата…

— Не могли бы вы послать за ним? Пожалуйста?

Может, Лаитлин и была твердой, как кремень, но, наверное, она услышала отчаяние в голосе Скары.

— Я пришлю его. Колючка, принцесса пережила суровые испытания. Не оставляй ее одну. Друин, пошли.

Маленький принц серьезно посмотрел на Скару.

— Пока. – Он бросил деревянный меч и побежал вслед за матерью. 

Скара уставилась на Колючку Бату. Ей пришлось смотреть снизу вверх, поскольку Избранный Щит возвышалась над ней. Очевидно, сама она гребнями не пользовалась. Волосы с одной стороны ее головы были подрезаны до темной щетины, а с другой завязаны в узлы и косички, и спутанные клубки были заколоты немаленьким состоянием в серебряных и золотых кольцах-деньгах.

Говорили, что эта женщина одна сражалась с семерыми мужчинами и победила, и эльфийский браслет, яростно сиявший желтым на ее запястье, был ей за это наградой. Женщина, носившая клинки вместо шелков и шрамы вместо украшений. Которая пристойность попирала сапогами и никогда не извинялась. Женщина, которая скорее разобьет дверь лбом, чем постучит.

— Я узница? – Скара собиралась сказать это с вызовом, но получился лишь мышиный писк.

Выражение лица Колючки было сложно понять.

— Вы принцесса, принцесса.

— По моему опыту разница небольшая.

— Похоже, вы никогда не были узницей.

Презрение, и кто бы стал ее за это осуждать? Горло Скары так перехватило, что она едва могла говорить.

— Ты, должно быть, думаешь, какая я мягкая, слабая, изнеженная дура.

Колючка коротко вздохнула. 

— На самом деле я думала… о том, что чувствовала, когда увидела своего отца мертвым. – Ее лицо, быть может, не выдавало никакой мягкости, но голос выдавал. – И думала, что бы я почувствовала, если бы увидела, как его убивают. Если бы видела, как его убивают прямо у меня на глазах, а я не могу ничего поделать, только смотреть.

Скара открыла рот, но слов не нашлось. Это было не презрение, а жалость, которая душила ее куда сильнее.

— Я знаю, каково это, – напускать на себя храбрый вид, – сказала Колючка. – Отлично знаю. – И Скара почувствовала, что ее голова вот-вот лопнет.

— Я думала… что если б была в вашем положении… Я бы все глаза выплакала.

Скара громко, глупо всхлипнула. Ее глаза зажмурились, полились слезы,  ребра содрогались. Она хрипела и булькала. Стояла, свесив руки, и плакала так сильно, что все ее лицо болело. Какая-то маленькая частичка её была озабочена тем, что это совсем не похоже на пристойное поведение, но она не могла остановиться.

Она услышала быстрые шаги, ее схватили, как дитя, и крепко, уверенно обняли – так же, как обнимал ее дедушка, когда они смотрели, как отец горит в погребальном костре. Она вцепилась в Колючку и зарыдала, завыла ей в рубашку, выкрикивая обрывки слов,  которые сама не понимала.