Джо Аберкромби - Полвойны

Джо Аберкромби

Полвойны

Прежде чем в дом

войдешь, все входы

ты осмотри,

ты огляди, —

ибо как знать,

в этом жилище

недругов нет ли.

Карты

Часть І. Слова – это оружие

Поражение 

— Мы проиграли, – сказал король Финн, уставившись на свой эль.

Скара, осматривая пустой зал, знала, что с этим не поспоришь. Прошлым летом, когда здесь собрались герои, казалось, что балки крыши поднимутся от их кровожадного хвастовства, от песен о славе, от клятв о победе над сбродом Верховного Короля.

Как нередко бывает с мужчинами, оказалось, что болтают они куда яростнее, чем сражаются. После нескольких праздных, бесславных и бездоходных месяцев они слиняли один за другим. Осталась лишь горстка неудачников, бездельничавших вокруг огромной костровой чаши, пламя в которой теперь было таким же слабым, как и состояние Тровенланда. Лес из множества колонн, где когда-то толпились воины, теперь был населен лишь тенями. Наполнен разочарованиями. 

Они проиграли. И даже не сражались в битве.

Мать Кира, конечно, смотрела на это иначе. 

— Мы пришли к соглашению, мой король, – поправила она, чопорно кусая свое мясо, словно старая кобыла брикет соломы.

— К соглашению? – Скара яростно тыкала свою нетронутую еду. – Мой отец погиб, защищая Оплот Байла, а вы без единого удара отдали ключ от него Праматери Вексен. Вы пообещали воинам Верховного Короля свободный проход по нашей земле! Что же еще, по-вашему, можно назвать словом «проиграли»?

Мать Кира просмотрела на нее с раздражающим спокойствием. 

— Ваш мертвый дед погребен под курганом, женщины Йельтофта рыдают над трупами сыновей, этот замок обращен в пепел, а вы, принцесса, в рабском ошейнике прикованы к стулу Верховного Короля. Вот это, по-моему, можно назвать словом «проиграли». Поэтому я говорю «пришли к соглашению».

Лишившись гордости, король Финн обмяк, словно парус без мачты. Скара всегда думала, что ее дед несокрушим, как Отец Земля. Теперь ей было больно видеть его таким. Или, быть может, ей было больно видеть, какой детской была ее вера в него. 

Она смотрела, как он снова пьет эль, рыгает и швыряет позолоченный кубок, чтобы его снова наполнили.

— Что ты там говоришь, Синий Дженнер?

— Мой король, в такой благородной компании я стараюсь говорить как можно меньше. 

Синий Дженнер был ловким старым плутом, скорее налетчиком, чем торговцем, с грубо высеченным, побитым непогодой и облупившимся лицом, похожим на старую носовую фигуру корабля. Если бы всем управляла Скара, она бы его и в доки не пустила, не то что за свой высокий стол.

Мать Кира, конечно, смотрела на это иначе. 

— Капитан сам как король, только корабля, а не страны. Ваш опыт мог бы сослужить службу принцессе Скаре.

Какое унижение.

— Урок политики от пирата, – пробормотала Скара себе под нос, – к тому же, от пирата-неудачника.

— Не мямлите. Сколько часов я провела, обучая вас, как должна говорить принцесса? Как должна говорить королева? – Мать Кира вздернула подбородок и без усилий заставила свой голос отражаться эхом от стропил. – Если считаете, что ваши мысли стоят того, чтобы их выслушали, озвучивайте их гордо, пусть они проникнут в каждый угол комнаты. Заполните своими надеждами и желаниями весь зал, и пусть каждый слушатель их разделит! А если стыдитесь своих мыслей, лучше молчите. Улыбка ничего не стоит. Вы что-то говорили?

— Ну… – Синий Дженнер почесал остатки седых волос, цеплявшихся за пятнистый от непогоды скальп, очевидно, никогда не знавший гребня. – Праматерь Вексен подавила восстание в Нижеземье.

— С помощью своего пса, Светлого Иллинга, который не поклоняется никаким богам, кроме Смерти. – Дед Скары выхватил кубок, пока невольник все еще наливал, и эль разлился по столу. – Говорят, он вешал людей на всем пути до Скекенхауса.

— Взор Верховного Короля обратился к северу, – продолжал Дженнер. – Он жаждет подчинить Утила и Гром-гил-Горма, а Тровенланд…

— На его пути, – закончила Мать Кира. – Не сутультесь, Скара, это некрасиво.

Скара сердито глянула на нее, но все равно слегка расправила плечи и вытянула шею, стараясь принять жесткую, ужасно неестественную позу, которую министр одобряла. Мать Кира всегда говорила: сидите так, словно у вас в горле нож. Роль принцессы не в том, чтобы ей было удобно.

— Я привык жить свободно и не питаю особой любви ни к Праматери Вексен, ни к ее Единому Богу, ни к ее налогам и правилам. – Синий Дженнер угрюмо потер свою кривобокую челюсть. – Но когда Мать Море поднимает шторм, капитан должен спасать то, что может. Свобода ничего не значит для мертвых. Гордость стоит немного даже для живых.

— Мудрые слова. – Мать Кира наставила палец на Скару. – Побежденные могут одержать верх завтра. Мертвые проиграли навсегда. 

— Бывает сложно отличить мудрость от трусости, – бросила Скара.

Министр стиснула зубы. 

— Клянусь, я же учила вас, что оскорблять гостя неприлично. Благородство проявляется не в уважении к высокопоставленным людям, но в уважении к людям невысокого положения. Слова – это оружие. С ними нужно обращаться должным образом. 

Дженнер мягко отмахнулся от предположений, что он обижен.

— Несомненно, у принцессы Скары есть на это право. Я знал многих храбрее меня. – Он грустно улыбнулся, продемонстрировав ряд кривых зубов с несколькими прорехами. – И видел, как большинство из них похоронили, одного за другим. 

— Редко случается добрый союз храбрости с долголетием, – сказал король, снова осушая кубок. 

— Из королей с элем пара не лучше, – сказала Скара.

— Внучка, мне не осталось ничего, кроме эля. Мои воины меня оставили. Мои союзники меня бросили. Они поклялись ненадежными клятвами, которые были прочны, лишь пока светила Мать Солнце. Но стоило собраться тучам, и те клятвы увяли. 

Это не было тайной. День за днем Скара наблюдала за доками, желая увидеть, сколько кораблей приведет Железный Король Утил Гетландский, сколько воинов будет сопровождать знаменитого Гром-гил-Горма Ванстерландского. День за днем, пока распускались листья, потом, пока они отбрасывали пятнистые тени, и, наконец, листья пожелтели и опали. Никто так и не пришел. 

— Верность свойственна собакам, а у людей она редкость, – заметила Мать Кира. – Уж лучше не иметь никакого плана, чем тот, который полагается на верность.