Формула любви, или О бедном диэре замолвите слово - Славачевская Юлия
– Жалко, – запрыгнула я на соседнее кресло и обвила себя хвостом. – Одного в толк взять не могу: почему меня не беспокоит мой новый облик? – Я переступила передними лапками, устраиваясь поудобнее. – И у меня абсолютно никаких проблем с этим телом. Хотя теоретически я должна путаться в лапах…
– В душе каждой женщины живет кошка, – сердито отрезал князь. – И, похоже, я догадываюсь, кто подложил мне такую гадость, а тебе сделал подарок. И когда я все выясню…
– Это ты меня гадостью назвал? – сердито выгнула я спину, все же осуществив так долго мучавшее меня желание. – Тоже мне… киндер-сюрприз в тонком слое шоколада. Сверху сладко, внутри пусто!
– Леля! – строго прикрикнул на меня диэр. – Не нарывайся! Я совсем не тебя имел в виду. Хотя… извини за грубость, тебя бы я с удовольствием поимел, – откровенно сказал он, окидывая меня тоскливым взглядом. И скривился, словно съел лимон. – Только не в таком виде. Слишком много шерсти!
– А все остальное тебя не смущает? – возмущенно зашипела я. – Усы, лапы, хвост?
– Усы явно лишние, – ухмыльнулся мужчина, устало прикрывая глаза и запрокидывая голову.
Похоже, переход его прилично истощил. Я не нашла ничего лучшего, чем забраться к нему в изголовье и замурлыкать. Еще не близость, но уже легкий намек на нее, преддверие каких-то личных отношений. Сама себе удивилась: наверное, это оттого, что я кошка. Им обязательно нужно для кого-то мурлыкать. Ну тянет меня к нему, тянет, будь оно все неладно!
– Ваша светлость! – К нам снова притащился тот самый придворный. Высокий (хотя мне сейчас все казались гигантами), худощавый мужчина лет за сорок в восточном скромном светлом костюме кремового цвета, для жары самое то. Сейчас Марвель напоминал длинноногую птицу в тюрбане. Большую, любопытную хищную птицу: не то цаплю, не то аиста. Он и вышагивал точно так же – степенно и важно. Хотя его глаза цветом больше походили на соколиные. Даже зрачок вертикальный прорезался.
– Ваша светлость, вы позволите… – Длинный нос-клюв попытался сунуться куда не следовало – под кровать. Но там уже давно никого не было.
Диэр вздрогнул и открыл глаза.
– Слушаю тебя, Марвель, – не отрывая от меня изучающего взгляда, отозвался Ладомир.
– Ваша светлость, – склонился придворный в легком поклоне, – ваш ужин накрыт! Позволите прислуживать?
– Благодарю, – отмахнулся князь, – я сам. – Ладомир (даже в мыслях зареклась звать его Мыром!) быстро вскочил с кресла, и не успела я мяукнуть, как оказалась у него на руках, прижатая к груди. И меня потащили в столовую, где был накрыт роскошный стол.
Сразу же возникла проблема: на стуле я до тарелки не дотягивалась, а на столе сидеть задницей было вроде как неприлично.
– На полу ты точно есть не хочешь? – язвительно поинтересовался мужчина и получил сердитое шипение в ответ. – Ну нет так нет. – Пояснил без особого раскаяния: – Я должен учесть все варианты, – и уселся за стол со мной на коленях.
И еще, гад такой, салфетку мне на шею повязал. Хорошо хоть не задушил ею от большой любви. В отместку я перевернула на него бокал вина, скинула одну тарелку и потопталась лапами в другой.
– Леля, – предупредил меня князь, вытирая себя, меня, стул, стол и пол, – не хочу показаться плохим или жестоким мужем, но еще одна такая выходка – и я натыкаю тебя носом в последствия!
– Ладомир, – мурлыкнула я, облизывая усы, – ты, безусловно, можешь попробовать это сделать… если будет чем. Я просто так не сдамся.
– Ты поела? – не стал реагировать на мой выпад мужчина, показывая титаническую выдержку.
– Нет, – отказалась я, проверяя, что еще есть на столе вкусного. Куриную грудку я уже проглотила, запив свежим молоком. – Подвинь мне, пожалуйста, вон то последнее целое блюдо с рыбой – и можешь быть свободен.
– Такая маленькая, – ласково попрекнул Ладомир, выполняя мою просьбу, – и так много ешь.
– Так организм растущий, – поведала я в перерывах между поглощением нежного филе.
– А не можешь ты вырасти до размеров нормальной женщины? – мечтательно вздохнул кормилец, подливая мне молока в блюдце из тонкого фарфора. – А то вроде бы я женат, а на деле получается – одинокий, да еще с кошкой на руках. Это портит мой царственный имидж.
Моя пушистая кошачья мордашка зеркально отражалась в его красивых глазах, два белесых круга в ореоле расплавленного золота. Мне стало немного жутковато. А я, когда пугаюсь, всегда наглею.
– Еще больше его испортить нельзя, – нахально потерлась я об его грудь мордочкой, вытираясь насухо. – В моих глазах ты уже упал на самое дно. А всем остальным просто пускаешь пыль в глаза. Золотую.
Его радужки вспыхнули, и я удивилась: неужели золото может гореть?
– Если ты уже изгваздала меня и морально и физически, – нежно погладил меня между ушей Ладомир, – то давай займемся более насущными проблемами. – И утащил меня в кабинет.
Кабинет встретил нас толстым ковром, в котором диэрские ноги утопали по щиколотки, и пузатой антикварной мебелью с инкрустациями из различных сортов дерева. Письменный стол черного дерева на стилизованных львиных лапах, кресла, книжные шкафы, этажерки и бюро из красного дерева с элегантными вставками черного и розового дерева. И опять когтистые лапы, изысканные кружева столяров-краснодеревщиков, виньетки, розетки, инкрустации, и снова львиные головы и толстые лапы – для меня столько всего львиного уже перебор, выглядит прямой издевкой над моей «кошачестью».
В углу монументальный чугунный светильник черненого металла: две красивые молодые женщины, словно закрываясь от дождя, держат над головой покрывало. Между ними маленький мальчик в тюрбане, как раз которого они от дождя и защищают. Над чугунным покрывалом столешница, изображающая крышу, а сверху установлены два каскада пятисвечников. Что интересно, вместо свечей вставлены имитации, какие-то магические лампы на длинных стеблях, ярко загоревшиеся после команды князя «Свет!».
Картины на стенах с видами рек и лесов. Обломки крепости (а эту крепость, случайно, не я развалила? Нет, это случилось в четырнадцатом веке!). Рисунки арок с цветущими розами. Ой, мой портрет! Я на фоне арки из цветущих роз. Интересно, кто и когда это рисовал? Или это не я?
– Дилан! – крикнул в потолок диэр, сгрузив меня в одно из массивных кресел с цветочной красно-белой гобеленовой обивкой. Я присмотрелась: не только цветочной, там еще были диковинные птицы в растительном обрамлении. – Будь так добр, удели мне несколько минут своего внимания!
– Звонить не пробовал? – дернула я шкурой от зычного крика. – Телефон – это не просто красивое слово.
– Знаешь, Леля, – недовольно покосился на меня мужчина, – иногда мне кажется, что все твои мозги ушли в шикарную шкуру. Какой здесь может быть телефон?
– Звал? – посреди кабинета нарисовался красивый блондин. – Так быстро вернулся? Все-таки смог уговорить жену? – И, подхватив меня на руки, уселся в кресло, начиная наглаживать мою шерсть. – Какая у тебя славная киска!
– Не совсем, – дипломатично ответил Ладомир, быстро отбирая меня у такого ласкового мужчины. – И ты сейчас лапаешь мою жену!
– Кого? – вылупился на него Дилан, пока я тихо ржала в грудь диэра. – Ты что, в Мексике перегрелся?
– Значит, это не ты, – устало вздохнул князь, отдирая от себя мои когти. – Остается только…
Мужчины понимающе переглянулись.
– Магрит! – на ультразвуке заорал блондин в потолок. – Снова твои проделки?
– Что такое, дорогой? – В кабинете появилась уже знакомая мне Демиург. – Опять рыбья кость в горле застряла? Или виски доставили разбавленным?
– Это что? – кивнул на меня Дилан, нервно переступая ногами.
– Это – кто, – педантично поправила его жена. – Это Леля.
– Почему в таком виде? – набычился блондин, с немой тоской украдкой поглядывая на графин с виски. – Я же просил тебя не лезть в это дело. Мужчина должен сам разбираться со своей женой.
– Как и что мужчина должен делать, – невозмутимо ответила Магрит, складывая на груди руки, – мы уже видели. Вечно пытаетесь выехать на своей внешности и воспользоваться обаянием! А вот попробуйте теперь найти в женщине родственную душу! Кстати, – внимательно посмотрела она на меня, – похоже, я слегка промахнулась с размерами, – и щелкнула пальцами.