Грехи и молитвы - Ира Малинник
Она стояла перед ним, сотрясаясь от злости и горя, и на мгновение ему показалось, что она сейчас его ударит.
— Мама, — он бережно, но твердо отвел ее руки, — ты знаешь, что так нужно. Что Господь направил этого человека ко мне, потому что он нуждается в моей помощи. И ты понимаешь, что будь отец жив, он принял бы то же решение, что и я.
Анна отвернулась, и Томас увидел, что ее хрупкие узкие плечи трясутся в безмолвном плаче. Он укорил себя за то, что вспомнил отца, но ему было необходимо привести ее в чувство, пусть и таким жестоким способом. Затем он вспомнил, что в доме все еще присутствовал гость.
Дарио стоял у входа, бледный и растерянный, но на его лице сохранялось решительное выражение.
— Я спасаю свой город, сеньора, — сказал он, и Томас понял, что он повторял эти слова много раз, и каждый раз Анна не слышала их. — Я спасаю наших детей, наших матерей и жен. Ваш сын — чудо Божье, так почему вы не позволяете ему спасти нас?
— Я позволяю, — глухо ответила она, не поднимая глаз. — Я позволяю, но пойми и ты меня — мне страшно за него. Я чувствую, что он не вернется. Я чувствую это вот тут!
Она развернулась к ним, и темные волосы разлетелись вокруг ее лица, будто поднялась буря и затмила собой все вокруг. А руки ее были надежно сцеплены в замок на груди, оберегая самое ценное, что у нее оставалось после сына. Ее сердце — трепетное, нежное и любящее, билось в груди перепуганной птицей, словно стремилось вылететь наружу и заслонить собой Томаса от любой беды. Он почувствовал ее боль, и она передалась и ему.
— Я вернусь, мама, — он обнял ее, и она, уже не сдерживаясь, зарыдала во весь голос. — Я вернусь, ибо Он наставляет меня, а отец приглядывает за мной сверху. Ты слышишь?
Он ожидал, что Астарот ввернет свою привычную колкость, но князь Ада был непривычно молчалив. Дарио снова кашлянул.
— Святой отец, так что же… С утра мы выдвигаемся в путь?
— Да, Дарио, — Томас устало потер лоб ладонью. — На рассвете.
Анна отстранилась от него и, махнув рукой, ушла в кухню. Спустя время, до мужчин донеслись запахи трав и оливкового масла.
— Простите, святой отец, — Дарио смущенно потер затылок. — Я не хотел досаждать вашей матери и приносить несчастье в ваш дом… Но Ареццо и люди…
— Оставь, — Томас махнул рукой. — Она все понимает. Просто ей нужно время, чтобы смириться с этим. Все будет хорошо.
Дарио посмотрел ему прямо в глаза, и выражение их было необычайно серьезным:
— Вы правда так считаете?
«И что ты ему скажешь?»
— Я верю, — твердо ответил Томас. — А значит, так будет.
Глава 5. Дорога
В ночь перед отбытием в Ареццо, Томасу Эккеру впервые приснился отец.
Уильям Эккер стоял перед ним, одетый в такую же простую черную рясу, которую носил его сын. На груди Уильяма висел простой деревянный крест на шнурке, а в руке у него были четки. Лицо Уильяма, одновременно незнакомое и такое родное, выражало глубочайшую озабоченность, и, вместе с тем, любовь.
— Отец?
Томас приподнялся на кровати. Его охватило небывалое волнение. Но что еще более удивительно, юноша чувствовал, что полностью владеет своим телом и разумом. Астарота в его сне не было.
— Мальчик мой, — Уильям улыбнулся, и на Томаса накатила волна тепла. — Я так тобой горжусь. Прости, что я не могу быть рядом, но поверь, я всегда наблюдаю за тобой и мамой. Я…
— Отец, почему ты это сделал? — на языке Томаса вертелось так много слов, но первым вырвался именно этот вопрос, который он старательно хоронил как можно глубже в себе. — Почему ты позволил демону завладеть мной? Неужели это лучше честной, праведной смерти?
По лицу Уильяма пробежала дрожь.
— Ты спасаешь жизни, — тихо ответил он.
— А моя жизнь? Она разве может быть спасена? — глаза Томаса предательски защипало.
— Прости, — Уильям присел на краешек кровати и сцепил руки перед собой; четки качнулись, и отблеск луны отразился на бусинах. — Но послушай, у меня мало времени. Не езжай в Ареццо. Я молю тебя, Томас, не езжай туда. В Ареццо — смерть.
— Ты знаешь, кто там? — Томас задал этот вопрос помимо собственной воли, несмотря на то, что на уме у него был десяток других.
— Знаю. Знаю и не могу тебе сказать. Но верь мне, Томас, тебе не справиться с ним. И Астарот тебе не поможет.
— Отец, — Томас подался вперед, чтобы коснуться его, но рука прошла сквозь густой туман. — Отец!
— Я люблю тебя, — сказал Уильям прежде, чем растаять в воздухе. — И всегда буду любить.
Томас проснулся и резко сел в кровати, хватая ртом воздух. Его ночная рубашка была мокрой от пота и неприятно липла к телу. Он нащупал на прикроватном столике кружку с водой и залпом осушил ее до дна. Во рту неприятно горчило, а сердце грохотало в груди так, что казалось, оно перебудит весь дом.
«Поздравляю с семейной встречей», ехидный голос Астарота в его голове звучал на удивление привычным и даже родным.
— Tace, — привычно огрызнулся Томас.
«Видимо, в Ареццо и вправду творится что-то настолько плохое, что душа твоего папаши каким-то образом нашла путь в наш мир, чтобы предупредить тебя», Астарот не обратил внимания на ненавистную латынь. «Ты точно хочешь туда ехать?»
— Ita est. Да, — Томасу удалось немного успокоиться, и голос его звучал тверже и увереннее. — Кто, как не я?
«Святоши из Ватикана».
— Но Дарио обратился именно ко мне. Я не знаю, кто вел его: Господь, мой отец или кто-то еще, но я точно знаю, что это не просто так.
«Как скажешь. У вашей семьи поразительная тяга к самоубийству».
— Я попробую поспать еще немного перед дорогой. Прошу, не мешай мне своими… замечаниями.
Астарот ничего не ответил, но Томас все равно проворочался в кровати почти до рассвета. В его голову лезли тяжелые мысли, которые он никак не мог отогнать. Что означает страшный ритуал, который совершил маленький Маркус, и кого этот ритуал призвал? Хватит ли ему, Томасу, сил справиться с этим? И что, если Астарот… предаст его?
«Не предам», вдруг раздалось у него в голове. «Ты, кажется, собирался спать, а не заниматься самобичеванием».
— Grazie, — прошептал Томас. — Grazie.
Он не заметил, как провалился
