Будет кровь (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Хочешь и там бучу устроить, — понимающе кивнул старик, — не выйдет. Мигелито ещё только присматривается к тебе. Тебя и на порог не пустят, парень.

— У меня есть пропуск, — усмехнулся я, тронув рукоять револьвера.

— Веский аргумент, — согласился старик. — Но там полно парней с такими же, может статься, что они стреляют получше твоего.

— А это уже профессиональный риск, папаша. Ты, главное, адрес подскажи, остальное уже моя забота.

Старик рассказал мне, как добраться до закрытого клуба дона Мигеля. Я кивнул ему на прощание, допил пиво и направился к выходу. Однако у стойки меня перехватил бармен. Я недоумённо глянул на его руку, держащую меня за рукав пиджака.

— А я ведь узнал тебя, — сказал он. — Ты тот самый легавый, что приехал вместе с денежным мешком.

— Это что-то меняет?

— Если бы не папаша… — прошипел бармен.

— Тебя бы вовсе на свете не было, — перебил его старик, как оказалось, отлично слышавший нас. — Отпусти парня, сынок, пускай делает своё дело.

Семья для веспанцев на первом месте: сын никогда не ослушается отца, даже когда это идёт вразрез с его принципами. Почти уверен, бармен видел и мою манипуляцию с чемоданом, однако отец запретил ему вмешиваться, и тот промолчал. Я высвободил рукав и вышел из гостиницы.

Меньше всего ожидаешь увидеть такой вот закрытый клуб в городишке вроде Отравиля. Как-то не вяжется он с общей обстановкой этого захолустья, куда и налоговые инспектора забираются раз в сто лет, если не реже. Однако обставлен тот оказался по первому разряду. До заведений Рейса или Гаттерлина не дотягивало, но всё же вид ему Рохо сумели придать вполне респектабельный. А вот публика, расположившаяся за столиками в помещении «Только для членов клуба», респектабельностью похвастаться как раз не могла. В клуб перекочевали почти все бойцы дона Мигеля, сидевшие в гостинице, к ним добавились ещё несколько бандитов постарше, отдававших предпочтение веспанской моде. Несмотря на вполне приличную одежду продублённая кожа лиц и рук выдавала в них людей, — и не только людей — много проводящих на улице. И труд их явно далёк от крестьянского.

— Ты слепой или тупой, приятель? — рявкнул мне в лицо взъерошенный Дойл стоило мне только переступить порог заведения. — Написано же: «Только для членов клуба». Тебя не приглашали.

— Ты тоже торчишь по эту сторону, — заметил я. — Выгнали проветриться после гостиницы.

— Я мог уделать тебя там, и уделаю здесь! — вполне предсказуемо выдал Дойл, демонстративно расстёгивая пуговицу на пиджаке.

— Дойл, ты же наёмный стрелок, — отмахнулся я, — тебя ничего не связывает с этой семейкой. У тех и у этих всё только для семьи, а ты даже не веспанец. Зря выслуживаешься.

Мои слова закономерно завели его. Он понимал, что я прав, однако теперь ему оставалось либо признать это и отойти в сторону, либо… Сделать то, что он сделал. Откинув полу пиджака, открыл рукоять пистолета в плечевой кобуре. Зря. Я револьвер держал в левой руке, за которой тот не следил. Рисковать попусту не в моих правилах.

Дойл только выдернул оружие из кобуры, а подаренный стариком, хозяином фермы, «Вельдфёр» плюнул ему в грудь свинцом. Тяжёлая револьверная пуля ударила Дойла — дистанция была убойная — хватило одного выстрела. Наёмный стрелок мешком повалился на пол.

За стеклянной перегородкой, украшенной надписью: «Только для членов клуба», — началась какая-то возня. Я выдернул правой рукой из пальцев убитого стрелка «Фромм» — стандартный армейский пистолет астрийского производства. То, что надо.

Я открыл огонь по силуэтам по ту сторону стеклянной перегородки. Веспанцы явно ждали, что я войду, и подготовили, наверное, не один неприятный сюрприз. Именно поэтому я начал стрелять прямо из холла. Пули разнесли стекло, осыпавшееся дождём осколков. Две фигуры свалились на пол — толи зацепили мои пули, толи просто ушли с линии огня. Я не переставал стрелять — теперь враги у меня как на ладони. Веспанцы только вскидывали нацеленное прежде на дверь оружие, не успевая пальнуть в ответ. Как только магазин «Фромма» опустел, я вскинул зажатый в левой руке «Вельдфёр» — и всадил оставшиеся четыре пули в самых крепких бойцов семьи Рохо.

Перезаряжать револьвер времени не было, и я сунул его в кобуру. Взяв с тела Дойла запасной магазин, я сменил его в трофейном «Фромме» и запрыгнул внутрь основного помещения закрытого клуба семьи Рохо.

Это может показаться безумием — лезть в логово бандитов одному, ведь у врага численное преимущество. Вот только я был солдатом, а они нет, и это меняло всё. Бандит остаётся бандитом даже в критической ситуации. Он никогда не поднимется в полный рост, выбравшись из окопа, не пойдёт на ураганный огонь пулемётов — он всегда будет искать укрытие, думать в первую очередь о своей шкуре. На такие безрассудства, как творил сейчас я, ни один бандит не способен.

Я шёл через основное помещение закрытого клуба, расстреливая всякого бойца семьи Рохо, рискнувшего высунуться из укрытия. Пары девятимиллиметровых пуль из «Фромма» хватало каждому. Я переступал через тела людей и полуорков, и шёл дальше — к двери с табличкой «Председатель». За ней мог скрываться только дон Мигель — кто же ещё взял бы на себя руководство этим заведением.

Магазин «Фромма» снова опустел, и я присел над телом полуорка, целившего в меня из «Майзера». Никогда не разделял любви к этому оружию, отдавая предпочтение более мощным револьверам или вовсе аришским «нольтам». Однако сейчас выбора не было — надо брать, что плохо лежит. Перезаряжать «Вельдфёр» некогда.

«Майзер» успел разрядить почти наполовину, прежде чем ногой вышиб дверь с табличкой «Председатель». К чести Мигеля Рохо тот не стал прятаться — так и остался сидеть за прочным столом. Руки демонстративно держал на виду, вот только приоткрытый ящик стола наводил на определённые мысли. Не тот человек дон Мигель, чтобы дать себя вот так запросто прикончить. Это я понял ещё в гостинице. У таких всегда припасён козырь в рукаве — и частенько не один.

Я быстро оглядел кабинет, не обращая внимания на его хозяина, и это зацепило самолюбие дона Мигеля.

— Тебя наняли Строцци, парень? — спросил тот, привлекая моё внимание к своей персоне.

Вот только прежде чем задать вопрос, он глянул-таки в сторону шкафа для бумаг. Высокого такого шкафа, куда вполне может поместиться человек, встав по стойке смирно. Если, конечно, человек этот достаточно субтильного телосложения.

Я вскинул «Майзер» и всадил одну за другой три пули в шкаф, целясь примерно на уровне груди. Гном туда точно не поместится, даже самый мелкий, а гоблинов среди бойцов Рохо я не видел. Из шкафа на пол вывалился тощий полуэльф с парой пистолетов в руках. Первый из припрятанных в рукаве дона Мигеля козырей.

Вторым оказались мои «Мастерсон-Нольты». Не тратя больше времени на сотрясение воздуха, он выдернул их из ящика стола. Но я был быстрее — пара пуль в грудь, третья в голову. Дон Мигель откинулся в кресле. Тяжёлая майзеровская пуля вошла ему прямо в переносицу и разнесла затылок. Кровь и мозговое вещество забрызгали стену за ним.

— Если вам так интересно, дон Мигель, — усмехнулся я, глядя на труп, — то нет. Я не от Строцци.

В ящике обнаружились моя наплечная кобура и запасные магазины к «нольтам», чему я был несказанно рад. Избавляться от подарка старика, хозяина фермы, не стал — решил вернуть оружие при случае, так что пришлось перецеплять его на пояс, а вот пара «нольтов» вернулись на своё законное место. И сразу я почувствовал себя уверенней — всё же для меня они были не просто оружием, а уже давно стали частью меня самого. Прежде, пока не вернул себе пистолеты, чувствовал себя каким-то ущербным, и лишь когда надел знакомую кобуру, натёршую кожу на груди, почувствовал себя целым.

Теперь надо как можно скорее покинуть Отравиль — у меня дела в усадьбе Рамона Рохо.

ИНТЕРЛЮДИЯ

С тех пор, как отец отправился в бездну — или куда там уходят души самых отъявленных грешников, вроде старого Рохо — Рамон Рохо никого не боялся. Однако одного взгляда на лицо главы Строцци, Гильермо, оказалось довольно, чтобы напомнить Рамону это неприятное чувство. В высшей степени неприятный человек с треугольным прямо-таки акульим лицом, украшенным ножевым шрамом, начинающимся под левым глазом и заканчивающимся на челюсти. Тонкий шрам этот делал просто неприятное лицо главы семейства по-настоящему уродливым. Правда, вряд ли кто-то рискнул бы сказать это самому Гильермо, глядя в его блёклые глаза глубинного хищника.