Беглец (СИ) - Халезов Виктор Николаевич

Видимо, варвары решили устроить праздник в честь пленения эльфов. Они разожгли костры, установили несколько небольших походных шатров, выставили на границах лагеря часовых. Кто-то из скальдов затянул заунывную драпу, восхваляющую достославного конунга Фандара.

— Вздумал прятаться от меня, орк? — раздался резкий хрипловатый голос, судя по всему принадлежавший юноше. — Ты можешь обмануть простых воинов нашего доблестного правителя, но никак не владеющую сейдом.

Дрогг поднял глаза, но к своему удивлению, увидел над собой лишь то, что ранее являлось эльфийкой Норисэ. Умертвие нагнулось и с небывалой для хрупкого женского тела силой, вырвало орка из его убежища. Наконец Дрогг увидел говорившую с ним — вельва конунга стояла неподалеку, скрестив руки на груди.

— Ты хорошо послужил нашему господину, орк, — продолжила колдунья. — Поэтому сегодня ты останешься под моим присмотром. Я накормлю тебя и залечу рану. Такому славному орку, как ты, следует предоставить шанс выжить.

Мертвая эльфийка стальной хваткой сжала плечи Дрогга и повела следом за вельвой.

Ведьма, навь-Норисэ и Дрогг устроились с левого края свиты конунга, полукругом разместившейся напротив прикованных к древесным корням четырех эльфов.

— Сейчас начнется представление, — пояснила вельва. После она отошла, завязав разговор с двумя слугами Фандара.

Через несколько минут колдунья вернулась с одним из челядинов, несшим в руках плошку с дымящейся жидкостью, источавшей едва заметный аромат телятины. Вельва взяла миску из рук слуги и передала Дроггу.

— Ешь, пока есть такая возможность, — произнесла она, взглянув орку в глаза.

Умертвие, некогда бывшее эльфийкой, не собиралось ослаблять хватки или тем паче отпускать орка. Скованный стальными объятьями нави, Дрогг мог позволить себе лишь поднести плошку ко рту. В ней оказалась пересоленная гороховая похлебка. Дрогг не придал значения тому, что стряпня была чересчур горяча и залпом опростал миску. Лишь несколько мгновений спустя, когда засаднило раздраженное небо, он понял, что не стоило торопиться с едой.

— Теперь займемся твоей раной, — сказала вельва, когда орк оторвался от края шленки и скривился, ощупывая языком обожженную гортань.

Колдунья положила ладонь на покалеченное бедро Дрогга и тихо замурлыкала заклинание. Орк обратил внимание, что глаза вельвы закатились, но в последующий миг чудовищная боль разорвала сознание беглого трэлла, лишив способности воспринимать окружающую действительность. Дрогг задрожал всем телом, забился в судорогах, тщась вырваться из лап умертвия и отомстить колдунье за причиненные муки. Но мертвая эльфийка держала крепко, ледяные пальцы клещами впились в плечи орка, сковав руки и прижимая тело к земле, так, чтобы Дрогг не мог сорваться с места. В бессильном исступлении орк сучил ногами, содрогаясь в жестоких спазмах.

Спустя какое-то время Дрогг понял, что больше не чувствует резких толчков боли, волнами растекавшихся от ладони колдуньи. Застлавшая разум алая пелена страданий постепенно рассеивалась. Мир вокруг начал проясняться. Сквозь затуманившее сознание кровавое марево проступили очертания разбитого в лесу бивуака. Перед собой орк увидел покрытое испариной, немного осунувшееся, но довольное лицо вельвы.

— Пошевели ногой, орк, — со старческой усталостью в голосе шепнула она.

Дрогг напряг бедренную мышцу, согнул и разогнул колено, но не ощутил уже ставшего привычным болезненного отклика. Его нога полностью восстановилась.

— Ты… излечила меня… благодарю… — склонил голову орк.

— Не благодари меня. Это не мое желание, а прихоть нашего владыки. Он хочет, чтобы ты прожил подольше и позволил нам поймать еще эльфов, — вельва недобро улыбнулась и обратила свой взор в сторону связанных пленников. — А теперь давай насладимся зрелищем, которое нам преподнесут твои лесные родичи.

Возле распластанных лесных обитателей суетились трое слуг конунга. Они проверяли, годились ли эльфы на то, чтобы потешиться с ними. Одного — с разваленным бродэксом плечом и темной от крови одеждой — бледного, с посиневшими губами и закатывавшимися глазами — признали неподходящим для пыток. Его оттащили в сторону, вспороли живот, немного выпустив внутренности, и подозвали полакомиться еще живым пленником свору волков. Хищники с остервенелой жадностью принялись вгрызаться в окровавленную плоть и вытаскивать из разъятого живота требуху. Эльф шипел и плевался, дергал руками и ногами, силясь отбиваться. Гордый лесной житель не доставил радости своим мучителям: никто из свиты конунга не услышал из его уст стонов и криков, стенаний и мольбы, угроз и посулов.

Однако о пожираемом заживо, быстро забыли, ибо оставалось еще трое легко раненных полонян, общение с которыми прочило варварам куда большее удовольствие.

На свободное пространство перед тремя распяленными кринсэ, вышел низкорослый толстый человечек в шляпе с птичьим пером и расшитом золотом табарде. Грудь толстяка красовались символы Сарминхейма — меч Сармина и бродэкс Магхора.

— Сегодня нас ожидает незабываемое зрелище! — Дрогг узнал голос глашатая сарминской арены. — А именно — эльфы, кричащие от боли и молящие о пощаде. Спесивые ушастые гордецы, жалобно просящие избавить их от страданий. Сегодня три лучших палача нашего великого конунга покажут все свое мастерство!

Герольд сделал многозначительную паузу, обвел взглядом зрителей и продолжил:

— Представляю первого участника сего небывалого состязания. Дигмар-палач из Ноттербрадда.

Из толпы выступил пузатый профос в заляпанном кожаном фартуке и красном колпаке. За ним следовали два тщедушных подмастерья, тащивших небольшую жаровню — забранный решеткой казанок на треноге.

Дигмар присел на корточки рядом с первым из эльфов. На запястье лесного жителя алел глубокий порез, а правый бок рассекала кровяная полоса. Профос конунга извлек из ножен на поясе скрамасакс, заточенный только с одной стороны, другая же часть лезвия — покрытая зубцами, вероятно, применялась в качестве пилы.

Палач срезал с эльфа ошметки одеяния, а его подручные в это время установили жаровню и раздули в ней мехами пламя. Дигмар положил скрамасакс на решетку. Туда же он отправил еще один нож, похожий на мясницкий, а после на там очутились стальные клещи.

В мире ходило множество слухов о стойкости эльфов. Говаривали, что лесные обитатели, вообще не испытывают боли и способны выдержать любые муки. Посему Дрогг ничуть не удивился тому, что изуверские потуги Дигмара не увенчались успехом.

Палач конунга использовал самые простые и грубые из всех известных способов причинения страданий. Сначала он отрезал эльфу уши и несколько пальцев, потом взялся сдирать с истязаемого кожу. А в завершение поработал раскаленными клещами, вытянув пленнику жилы на руках и вырвав три ребра.

Эльф злобно шипел, вращал глазами, сжимал губы, но не проронил ни звука. Дигмар от упорства пленника лишь больше распалялся. Профос снял с полоняника скальп и принялся пилить кости, в конечном счете лишив востроухого упрямца правой ноги чуть ниже колена.

Прошло около двух часов прежде чем Дигмар-палач окончательно отчаялся и выбился из сил. С расстройства саданув эльфа по окровавленному лицу, профос приказал подмастерьям обложить пленного ратника Ииэс-Миила хворостом и поджечь. Толпа взорвалась довольными воплями, когда весело пляшущие языки пламени охватили искалеченное тело.

— Что же, у нас осталось еще два пленника, — вновь заговорил глашатай, когда понурая фигура профоса из Ноттербрадда скрылась среди зрителей. — Возможно, то, что не получилось у Дигмара-палача, сможет сотворить Триддик Драггемур.

Дверги из свиты конунга поддержали слова герольда радостным гомоном. Из скопища людей и гномов появился плечистый карлик с соломенными волосами и бородой, заплетенной в две косы. Одет Триддик был в сыромятные порты и суконный зипун, навроде тех, что носили сарминские мастеровые. В правой руке дверга находился ящик, в подобных которому плотники обычно хранят инструмент.