Пола Вольски - Сумеречные врата

— Настало время изгнать безбожных вонарцев, кои ненавистны душе твоей, из этой исподней земли Авескии. Смертные, поклоняющиеся и служащие тебе, готовы. Нужен только знак, доступный их пониманию, и они восстанут, чтобы уничтожить, людей запада. Наполни меня силой Отец, зажги во мне чистое Сияние, и само небо разразится грозой по твоей воле.

Сейчас?

Час настал.

Убить?

— До последнего бледнокожего младенца, сосущего молоко из груди Лишенной Касты. Избавившись от них, очистив землю, мы начнем заново. Ожидается великое Обновление. Ты восстанешь в прежнем величии. Ты дашь жизнь новой расе Сынов Твоих, кои разнесут славу Твою за пределы Авескии, и положат начало новому поклонению Тебе во всем мире. Первый смертный сосуд уже готов. Это женщина древнего и могучего рода, достойная дать жизнь первому из твоих новых детей. Уже теперь она ожидает Восславления. — КриНаид помедлил. Совладает ли даже в эту минуту просветления разум отца с таким потоком слов?

Однако его опасения оказались напрасными.

Убей.

Отец ухватил самую суть дела. И начал действовать.

КриНаид открылся, и сила верхнего измерения хлынула в него, захлестнула и снова вернула ему единение с отцом. Теперь он был полон, пылал внутренним светом, как было предназначено ему изначально. Вся жизнь между такими мгновениями была лишь жалким прозябанием.

Он объял взглядом весь город и окрестные земли. Он проницал прошлое и настоящее, знал живых и мертвых, явное и тайное. Все было открыто его мысленному взгляду. КриНаид собрал мысль и волю воедино, и невидимое Сияние истекло из него и хлынуло сквозь ночь к намеченной им цели. Плоть Исподнего мира была до смешного податливой. Он изменял ее своей волей, изощряясь сверх необходимого из чистой радости творения, и, пока длилось это мгновение, в душе его царил покой и мир.

Закат давно погас, когда небо над Малым Ширином полыхнуло огнем. Сперва в темной вышине загорелась лишь красная искра, словно далекая гневная звезда. Никто в ЗуЛайсе, кроме нескольких горожан, привыкших наблюдать за небесными явлениями, не заметил ее. Только братство астромагов сразу обратило внимание на новую звезду, да еще Свидетели Рождений. Но большинство горожан пока оставались в неведении.

Однако через час, когда красная искра разрослась до величины лунного диска, в ЗуЛайсе не осталось живой души, которая не заметила бы знамения. Чудо быстро набирало силу. Диск разрастался, его края стали зыбкими, а поверхность засветилась живым огнем — и вдруг взорвался, разбросав по небосводу огненные сполохи. Кровавые полосы расплывались в светящиеся облака, пылая, как знамение божьего гнева, прямо над вонарской резиденцией. Из огненного сердца тучи по всему городу разносились медные удары гонга.

Небесное знамение было понятно без объяснений. Вся ЗуЛайса узнала долгожданный знак. Копившаяся долгие годы ненависть вспыхнула при виде этого знака, и крики людей заглушили удары гонга.

Из бесчисленных тайников, словно по волшебству, возникало оружие всех видов и образцов. Свет факелов заливал улицы, полные мятежных толп — беспорядочных, буйных, но единых в своей цели. Прежде всего ярость их обратилась на отдельные жилища вонарцев и разбросанные по городу вонарские лавки и мастерские. И то, и другое быстро сровняли с землей. Несколько вонарцев, пытавшихся укрыться в чуланах и кладовках, были разорваны в клочья, вместе со слугами-туземцами, неосторожно сохранившими верность прежним хозяевам. Центральный вокзал, этот оазис запада в авескийской части города, с его кирпичными стенами, мраморными полами и черепичной крышей, гореть отказывался. Зато из деревянных скамей, плетеных опахал и бумажных документов получился отличный костер. На этом костре и зажарили трудолюбивого вонарца-управляющего, засидевшегося допоздна в своем кабинете, и зрители восторженно приветствовали предсмертную агонию Высокочтимого. Но все это были мелочи, и они не приносили желанного удовлетворения. Между тем главный виновник божественного гнева был отмечен багровым сиянием, и вскоре потоки зулайсанцев со всех концов города устремились к Малому Ширину. Тысячи людей под знаменами, несущими знак уштры, маршировали, выкликая имена богов Ирруле.

Ничто не задерживало их продвижения. Они текли неудержимо, как реки лавы, и только у границы западных кварталов столкнулись с сопротивлением. Полдюжины переулков, ведущих в Малый Ширин, оказались перегорожены баррикадами, за которыми засели солдаты Второго Кандерулезского. На главной дороге, у Сумеречных Врат, ожидал отряд удвоенной силы.

За Вратами по бульвару Хавиллак стремились к резиденции десятки пешеходов, повозок и фози. При виде ускользающей добычи верные исполнились бешенства. Толпа завыла по-звериному, и какой-то фанатик разрядил пистолет вслед бегущим. Измученные ожиданием солдаты тут же открыли огонь, и вой толпы достиг ярости урагана. Мятежники отшатнулись. Визг, вопли, град летящих камней и пуль. Множество горожан, вооруженных мушкетами, укрылись по подворотням и из этого укрытия начали спокойный, прицельный обстрел Врат.

Та же сцена, правда, в меньшем масштабе, повторялась по всему периметру Малого Ширина. Какое-то время солдатам удавалось сдерживать толпу. Они могли бы продержаться так не один день, потому что туземные части проявили единодушную верность присяге.

Однако баррикада на проспекте Конституции не устояла. Здесь кандерулезский взвод, укомплектованный чистокровными зулайсанцами из твердокаменной касты Отступающих, вышел из повиновения вонарскому капитану и отказался стрелять в толпу. Несколько минут солдаты сохраняли холодное молчание среди восторженных воплей толпы и угрожающих криков офицеров. Затем орущие горожане бросились на штурм, и баррикада мгновенно была сметена. Капитан и младшие офицеры с криком исчезли в волнах людского моря, и мятежники по проспекту Конституции мимо садов Нириенны выплеснулись на проспект Республики, подступив к резиденции.

Ворота стояли распахнутыми настежь, чтобы впустить отставших беженцев. Последние фози въезжали во двор между двумя шеренгами вооруженной охраны. Солдаты стояли, как статуи, омытые багровым сиянием облаков, собравшихся над их головами. Когда толпа мятежников с ревом покатилась по проспекту, статуи обрели жизнь. По приказу офицера они открыли огонь. Надвигающаяся волна хаоса замедлила движение, но не остановилась. Вооруженные мушкетами, карабинами и пистолетами мятежники ответили беспорядочными выстрелами. Несколько солдат упали, но оборона не дрогнула.

Только после того, как последний из перепуганных жителей скрылся за воротами, был дан приказ отступать, но слишком поздно, потому что прилив докатился до подножия стен и поглотил солдат, а ворота резиденции захлопнулись.