Франческа Хейг - Огненная проповедь

Где-то через час мне удалось вывести нас к мелкому ручью. Даже скорее ручейку, но ночной дождь его подпитал. Мы наполнили фляги, жадно напились, затем снова набрали воды и продолжили восхождение среди постепенно редеющих зарослей. Через несколько часов деревья вообще исчезли, открывая песчаный каменистый ландшафт. Здесь следовало продвигаться осторожнее — склоны у подножия горы сменились твердой породой, песчаником и валунами. Дважды пришлось возвращаться, чтобы отыскать более подходящий маршрут, прежде чем Зои позволила мне нас направлять. Мы с трудом продвигались по склону, опасаясь оступиться и сорваться.

Несколько раз мы останавливались и пережидали, когда из-за наших шагов начинался камнепад, шумный даже в густом тумане. Мы старались придерживаться каменистых участков, но продвигались очень медленно — больше карабкались, нежели шли. Кип не жаловался, но трудно взбираться на гору, помогая себе только одной рукой, и ему время от времени помогала Зои, возвращаясь вниз и подавая ему руку. Из-за опасных условий нам пришлось остановиться, как только опустились сумерки.

Дождь прекратился, но туман висел всепроникающей сыростью. Мы решились развести костер, однако найти сухие дрова оказалось крайне сложно, поскольку выше уровня леса росли лишь несколько чахлых кустарников. Хворост мы собирали полчаса, и его хватило только на то, чтобы кое-как приготовить кролика над жидким, плюющимся пламенем, которое давало больше дыма, чем огня. Я до того вымоталась, что даже находила в усталости какое-то удовлетворение, лежа у огня и прислушиваясь к боли в каждой мышце.

Было холодно. Ближе подвинувшись к Кипу, окутанная одеялом и запахом мокрой шерсти, я вспомнила о лошадях, их животном запахе и первых днях нашего с Кипом путешествия. Мы вместе уже столько дней и недель, по меньшей мере три месяца. Предыдущие годы — деревня, поселение, камеры сохранения — казались невероятно далекими. Я напомнила себе, что для Кипа эти месяцы были единственной знакомой ему жизнью, за исключением расплывчатых и ужасных воспоминаний о резервуаре. Кип не помнил не только своего прошлого, но даже близнеца. Такой себе вопрос без ответа. Мне, как и Зои, казалось странным утверждение, будто он ничего не хочет знать о своем близнеце. Не наша ли с ним связь заполняла для него эту пустоту? Симметрия, что связала нас с тех пор, как я уловила его взгляд сквозь изогнутое стекло бака. Хотя какая там симметрия. Я откатилась от него, подтянув одеяло выше. Потому что мы не просто пара. Да, его близнеца мы не знаем, но мой-то всегда незримо присутствовал рядом, такой же реальный и живой, как Кип. Кип, который лежал рядом и дышал в объятиях сна.

               * * * * *

Следующий день тоже выдался сырым, но к полудню мы пробрались сквозь туман и взирали на долину, прикрытую хмурыми серыми облаками. Нам все еще приходилось карабкаться вверх, но теперь обзор стал лучше. Валуны и осыпи остались внизу, мы шли по пустынной каменистой местности.

Я привыкла смотреть на мир, созданный взрывом: кратеры, достаточно широкие, чтобы образовывать свой собственный горизонт, груды щебня, скалы, даже горы, превращенные в песок. Однако оставались места, которые еще позволяли представить, как выглядел мир, сформированный другими, более древними процессами. Например Остров. Наверняка кратер существовал еще до взрыва. И здесь каменные плиты обнажали образованные несколько веков назад слои, которые выступали из почвы, демонстрируя итог долгого тектонического сдвига. Я чувствовала себя выставленной напоказ, двигаясь по совершенно открытой горе, но Зои заверила, что мы незаметны для тех, кто находится ниже облачной гряды.

— Когда-то здесь была дорога, — сказала она. — Во времена До поднимались по прямой.

— Да тут много чего было, — пробурчал Кип.

Меньше чем через час, выйдя на плато, мы стали замечать признаки запретного: три металлических столба, каждый из которых располагался почти параллельно земле, их оплавленные взрывом опоры. Основания стен, едва видимые сквозь участки гранита. Затем сам город, скрытый в гамаке горного перевала. Если точнее, города не было вообще. Лишь обширное безлюдное пространство и больше ничего. Изогнутая металлическая арматура фундаментов зданий, торчащая, как ребра мертвых коров по обочинам дорог в засушливые годы, несколько неповрежденных стен и бетонных плит, достаточных для намека на формы более крупных зданий, сейчас уже разрушенных.

Несколько лет назад я видела механизм времен До в поселении. Я знала, что было рискованно даже заплатить бронзовую монетку за возможность посмотреть на передвижную выставку, в которой обещали показать реальный артефакт, но когда экспонат прибыл в грязном фургоне, все же выстояла очередь и заплатила, как почти каждый в поселке.

Стояло прохладное утро, урожай уже давно собрали. Когда подошла моя очередь и сын зазывалы допустил меня за загородку, я увидела грубо отесанный помост, сверху задрапированный свисающей почти до пола красной тканью.

Зазывала объяснил, что это машина, вывезенная из запретного города на западе. Сначала я подумала, что механизм находится внутри металлической коробки, стоящей на постаменте. Глашатай торжественно открыл крышку, и стало понятно, что машина — это сама коробка. Внутри в верхней половине содержались какие-то фрагменты вроде из мутного стекла. Нижняя половина состояла из спекшейся темной массы. Шнур, отчасти высохший и державшийся на одной проволоке, торчал из коробки и уходил под красную ткань.

— Для электричества, — заговорщически прошептал мужчина.

Об электричестве я тоже слышала. После взрыва его источники разрушились, и До окутала тьма. Дома, целые города, полные брошенных бесполезных механизмов с обвисшими проводами.

В этом горном городе ничто не выглядело столь же сохранившимся, как та коробка. Самым странным тут казалось несоответствие между пустынными улицами и населявшим их скопищем впечатлений. Для меня оно звучало как рев огромного количества людей, которые когда-то заполняли это пространство. Их отсутствие ощущалось так же ярко, как и присутствие. Не как мои видения, даже не видения взрыва. Больше походило на осадок или пепел. Эхо набата, еще долго раскатывающееся уже после того, как колокол отзвонил. Я с удивлением заметила, что Кип и Зои ничего не почувствовали. Они осторожно продвигались среди обломков. Кип глянул на меня через плечо, но ни один из них точно не чувствовал беззвучную какофонию, которая так давила на меня. Кип заметил, как я зря пытаюсь прикрыть уши ладонями, и направился ко мне, перешагнув через искореженную металлическую балку.