Лора Андронова - Русская фэнтези 2011

— Сережа, мы с сыном придем тебя навестить, ты не против? — пыталась говорить «как чужая» бывшая супруга. Но она никогда не умела притворяться.

В тот же, или почти тот же, миг к ним в палату ворвались шум и суета. В накинутых поверх футболок домашних халатах своих подруг или бабушек, в синих шуршащих целлофановых бахилах и с кучей пакетов с домашней едой вломились друзья и родственники Андрея. Как стая голубей, они облепили его кровать, а баржеобразная тетя присела, извинившись, на кровать Сергея. Та сдавленно крякнула, но выдержала. Все что-то щебетали, охали, сочувствовали, наперебой рассказывали новости, обещали помогать и приходить, доставали гостинцы: компоты, соленья, отварную картошку, конфеты, носки деревенской вязки и сало, разумеется.

А Сергей смотрел на этот птичий базар и представлял, как обнимет своего уже перегнавшего его в росте сынишку. Думал, что кто-то остановил Конец Света, и подозревал, что вернется к жене и на старую работу в МЧС. Не напрасно же кто-то на днях остановил Конец Света.

Его бывший начальник в этот момент, уперев руки в бока, подставлял свои черные крылья солнцу на одной из московских крыш. Он чувствовал себя обыгранным и преданным. Чувствовал злость и желание отомстить. Чувствовал и гордился этим. И убеждал себя в том, что на Смерть в следующем проекте рассчитывать не стоит: скелет в саване подыгрывал людям — молчал перед ангелом, как перед человеком! Что от него ждать?! Он не может принять чью-либо сторону — при Конце Света он вместе с падшими ангелами отправится в Огненное Озеро, а пока ему есть работа на Земле, он будет вечно ссылаться на занятость…

Над городом, в вылинявшем от жары небе висело огромное облако, похожее на гигантское перо. Чуть розовое у западного края. Возможно, кто-то выронил его из своего крыла.

На выходные обещали дождь.

Юпия Остапенко

КРЕСТЬЯНКА И ДРАКОН[7]

Началось все с того, что в Холлхалл заявился колдун.

Впрочем, на колдуна-то он как раз и походил меньше всего. С виду скорее рыцарь, только пеший, в ладном кафтане и сапогах, высоченных, из красной кожи — аж до бедра. Рубашка под кафтаном шелковой нитью шита, пояс богатый — сплошь серебро да янтарь, плащ зеленой саржи, подбитый белкой, а меч… Каков меч, никто не видал, но зато ножны-то, ножны! Чеканным узором увиты, мелкими зелеными кристалликами усыпаны, и дама Фринигонда, Холлхаллская хозяйка, как увидела, так и ахнула: изумруды! Да уж, знатного рыцаря крепкие ноги да пыльные дороги привели в захолустный, богами забытый Холлхалл. По всему видать — принц в изгнании. Не иначе!

Так шушукались слуги в замке, так вздыхали Холлхаллские дамы, так судачили мужики в поле, что раскинулось под замковой стеной. И никого-то не озадачивало и не смущало, что знатный рыцарь сей явился пеший, словно простой бродяга, и что в богато расшитом кошельке его не было ни монетки золотом. Никому не показались странными мутные речи, которые вел он с господином Эльдаком, Холлхаллским владетелем. Никому не почудились дерзкими взгляды, которые кидал он на даму Фринигонду, владетелеву жену. И никого не поразила наглость, с которой пришлый бродяга взял да и остался в Холлхалле жить. Все только дивились плавности его речи, умилялись благородству его жестов, млели от изысканности его манер, смелости мыслей и в конечном итоге сокрушительного обаяния!

И до того млели, что голову теряли напрочь.

— Чей это лес там на пригорке? — спрашивал незваный гость, щурясь на зеленеющую вдали рощицу, колышимую свежим ветром.

Лес был владетеля Ульрика, давнего недруга владетелей Холлхалла — лета не минет, как они за что-нибудь поцапаются: то за борзую собаку, то за тропинку через луг, то за разливистую лужу от последнего дождя.

— А славные, должно быть, косули в этом лесу, — задорно отвечал на то рыцарь. — Хозяин, давай поохотимся — ввечеру нам хозяйка твоя пир закатит!

Эльдак, кивая с радостным видом полного идиота, вспрыгивал в седло, и рыцарь тоже вспрыгивал в седло лучшей на здешней конюшне лошади, и неслись они со свистом и гиканьем в рощу — гонять чужих косуль.

Когда на следующий день Ульрик в отместку повесил на суку (на краю рощи, так, чтоб из Холлхалла видно было) Эльдакова крестьянина, рыцарь весело рассмеялся.

— Надо же, обидчивый какой, — и похлопал Эльдака по плечу, а Эльдак услужливо захихикал, будто так и надо.

А то еще выдумали по курам стрелять. Лето стояло в разгаре, полдень выдался знойный и сонный, так что лениво было выбираться из-под сени могучих, приятно холодящих замковых стен. Вот пришлый рыцарь и придумал забаву: сесть у бойниц и стрелять по курам, разгуливавшим по двору и поклевывавшим овес. Всякая курица, дожившая до этого лета, знала, что беда ей может грозить единственно от толстой кухарки, подступающей к ней бочком и вкрадчиво сюсюкающей: «Цыпа-цыпа!» — вот тут-то и надо призадуматься о грядущей вечности. Из замковых же бойниц ни одна курица предательского нападения не ждала. Посему очень скоро двор огласился паническим кудахтаньем, хлопаньем крыльев и шелестом перьев, взметавшихся над соломой.

Натешившись, послали дворового мальчишку считать очки. У владетеля Эльдака оперение стрел пометили нарочно синей краской, стрелы гостя его — желтой. Владетель настрелял восемь куриц, гость — одиннадцать. Вечером опять закатили пир, и даже толстая кухарка не бранилась, что чуть не весь курятник перебили и останутся теперь без яичницы, а, противу того, восхищалась зорким глазом и твердой рукой пришлого рыцаря.

— Ах, красавец, ну, удалец! Такого бы к нам в замковый гарнизон, и пес Ульрик на коленях приполз бы вымаливая пощады! — говорили во дворе.

А на пирах-то, на пирах… Дама Фринигонда, сладостно хохоча, запускала себе в вырез платья жареную селедку, и рыцарь, изящно нагнувшись, ловко выуживал ее из потаенного хранилища зубами за хвост. Дочь ее, дама Кендерика, с визгом задирала юбки, под которые закатывалось сочное яблоко, оборачивалась кругом себя шесть раз и падала, запыхавшись, в кресло. А пришлый рыцарь, будто видя сквозь пышные юбки, совал руку наугад и выуживал из мятых складок яблочко — с первой попытки! И даже почтенная матушка владетеля Эльдака, дама Бринельда, лет весьма преклонных и нрава более чем сурового, с мечтательным видом взирала на мозаику, которую гость сноровисто выложил на столе, пользуясь кусочками мяса, салата и абрикосов. Картинка вышла настолько фривольная, что страшно даже вымолвить, какую именно часть дамского тела изображала с великой точностью. Дама Бринельда бурно рукоплескала художественному таланту гостя, и вторили ей дама Кендерика, дама Фринигонда и сам владетель Эльдак, бывший от своего гостя в диком и незамутненном восторге.