Сергей Соловьев - Головорезы

- Я согласен, - тут же сказал я в пустоту, и пространство вокруг снова поплыло.

Сквозь муть и разводы посилившиеся в моих глазах я увидел как отъезжает в сторону крышка моей капсулы а следом за этим, появляется голова дежурного врача в белой маске прикрывающей нижнюю часть его лица. Оказавшись снаружи, я мгновенно ощутил всю разницу между моим реальным дряхлым стариковским телом и могучим абсолютно здоровым телом аватара. А ведь раньше я думал, что чувствую себя в этой шкуре вполне сносно, да только все в этом мире относительно и познается в сравнении.

Получив свою одежду и подписав необходимую бумагу, я снял в этом же здании немного денег со своего виртуального счета в игре и, вызвав такси, попросил отвезти меня в ближайший круглосуточный цветочный магазин, после чего, дал приказ следовать к воротам местного кладбища, где покоилась моя ненаглядная супруга.

Время меня хоть и поджимало, но торопиться я не стал. На Землю давно уже опустилась ночь и если верить таксисту, в это время суток нормальные люди по кладбищам не шляются. Однако я себя нормальным и не ощущал, ведь не мог же нормальный человек влюбиться в… в общем в ту, в кого кажется влюбился я.

Я не спеша переставлял подрагивающие от усталости и целой кипы различных болезней суставов и костей ноги. Разглядывая виднеющиеся в свете почти полной луны и на редкость ярких звезд надгробья, что ровными рядами усеяли все пространство вокруг и, изредка читая имена и годы жизни, я искренне удивлялся, какие же люди все-таки слабые существа.

Как бы я ни оттягивал этот момент, но он все же настал. Спустя столько времени, я вновь стоял перед могилой той, с которой шел рука об руку целых пятьдесят лет, а в груди моей все расширялась и расширялась черная дыра, всасывающая в себя любое проявление эмоций. Точно так же было и в момент обнаружения ее тела на диване в гостиной и в день похорон, когда я не проронив ни единой слезинки, смотрел, как ее гроб опускают в холодную, сырую землю.

Думаю, это своего рода защитная реакция мозга и организма в целом – оградить разум от боли, просто закупорив и законсервировав все то, что только можно. После этого, каждый раз вспоминая о ней… о нас, мой организм пытался вскрыть эти консервы, дать волю эмоциям, раскупорить пересохшие слезные каналы, но защитная система было неприступна.

- Привет Марин, - ни с того ни с сего начал я вслух, - а я вот цветы тебе принес. Лилии, как ты любишь. Знаю, я редко дарил тебе цветы, но от этого, каждый из этих редких случаев становился более запоминающимся и ценным, верно?

Я нагнулся чтобы положить цветы у надгробья супруги, и, увидев в свете луны ее фотографию, неожиданно для самого себя хрипло всхлипнул, после чего глаза резануло и по щекам начали стекать горячие капли, оставляя за собой мокрые дорожки на морщинистом стариковском лице. Ноги вдруг стали ватными и опустившись на колени у самого надгробья я положил к нему пышный букет и по-детски отчаянно, разревелся во весь голос.

- Я люблю тебя, Маринка, - скуля и всхлипывая говорил я, - и всегда буду любить, но прошу – отпусти меня. Дай мне дожить свои последние годы не оглядываясь назад и не чувствуя за собой укоры совести. Мы обязательно встретимся там… Там…

Мое лицо вдруг исказила гримаса боли, а в груди словно взорвалась граната. Дыхание вышибло напрочь, и сколько бы я ни пытался, сделать хоть вдох мне не удавалось. В глазах поплыла мрачноватая картинка с жутковатым видом ночного кладбища, а руки, вцепившиеся в собственную грудь так и не смогли добраться до вмиг остановившегося сердца и последнее что я услышал, перед тем как окончательно распрощаться с этим миром – слегка хрипловатый, но от этого не менее задорный женский смех, показавшийся мне вдруг чертовский знакомым и всего одно словосочетание:

- Еще слишком рано…