Ринат Таштабанов - Эвиал

Новые, гневные и умоляющие слова хлынули из его рта.

Да, кричал он, мои родители и Отец Леонтий теперь в Светлом Царствии Твоем, Спаситель. Но как же горько, невыносимо больно мне, горячо любившему их! Доколе люди будут оплакивать усопших праведников, глядя на живых и веселящихся грешников?

О, Спаситель! Погиб Отец Леонтий, помогавший любому и любивший каждого! А Староста Хадр, амбар которого в самую головную зиму полом мукой, жив!

О, Спаситель! Нет больше священника, который однажды, когда к берегу пристал «кит» из разгромленной кораблями Арвеста флотилии с Волчьих островов, и на берег хлынула вопящая орда орков и людей, схватил дубину и смело побежал вперед, возглавив оборонявшихся.

А рыжий Дерни, предлагавший вначале сдаться, а потом отсиживавшийся дома с бутылью греддовки на столе, смеет обвинять его!

О, Спаситель! Умер старец, искренне и горячо молившийся после победы за души всех убитых и своих, и чужих, и даже орков, хотя всем известно, что у орков нет души.

А Касма, старый развратник, уже пятый раз женившийся на все более молодой и люто колотивший всех своих жен, смеет затыкать рот подавшему голос в защиту оболганного!

О, Спаситель! Сколько будет длиться непотребство сие? Когда, наконец, перестанут гибнуть чистые души? Доколе будет длиться всесилье и торжество нечестивцев?

О, Спаситель! Спустись же наконец в Эвиал и установи Царствие Твое в Мире. Пришло уже время!

Или хотя бы дай силы мне, дабы я, ничтожный раб твой, покарал грешников и вознаградил праведников, очистил бы мир от скверны грехов, воздвигнул бы в нем Светлое царство Добра!

О, Спаситель, услышь же меня, молю!

Он впал в какой-то неистовый транс, святой экстаз. И в этом состоянии он увидел, что лик Спасителя на иконе изменился. Глаза стали совсем как живые, с болью и просто неземные с сочувствием глядящие на Матфея.

— Скоро, уже скоро, сын мой!

Прошелестело в мозгу.

— А пока …

И тут же раздался глубокий вздох.

Матфей резко обернулся. Отец Леонтий оживал! Судорожно опираясь на руки, он медленно поднялся!

Со смесью восхищенного восторга и дикого ужаса смотрел он, как хлынула кровь из вновь открывшихся ран, пачкая одеяния, как священник улыбнулся своей до боли знакомой улыбкой, как ласково блеснули его глаза.

— Отец Леонтий!

Заревев, юноша бросился обнимать старика.

— Ты жив! Ты вновь жив!

Восторженно кричал он. Раздалось шипение. Губы священника открывались и закрывались, словно он хотел что-то сказать, но почему-то не мог. Но, наконец, раздался столь часто слышимый голос.

— Тише, тише, Матфей. Лишь на время отпустил Спаситель душу мою, дабы я мог попрощаться с тобою.

Матфей резко отпрянул и умоляюще вопросил:

— Но почему?

— Мертвым мертвое, живым живое, сын мой. Но должен я завершить еще одно дело. Дай мне руку свою.

Из кошеля, в одном из отделений которого раньше лежал ключ от шкатулки, он вытащил изящное серебряное кольцо и надел на палец парня. Раздался мелодичный звон.

Юноша удивленно разглядывал украшение. В центре располагался странный герб: круг, составленный из черной и белой змей, глотающих хвосты друг друга.

— Зачем это?

— Ты маг, Матфей. Услышал Спаситель мольбы твои. Даст он тебе сил исполнить просимое, но не сразу. Должен ты научиться вначале управлять уже имеющимся. А для этого придется поступить в Академию Высокого Волшебства.

— Но почему туда? В эту клоаку пороков и разврата?

Священник вновь принялся с шипением открывать рот, силясь что-то сказать. С гримасой боли на лице он продолжил.

— Тебе придется терпеть, Матфей. Только там обучат тебя владеть Силой.

— Я понят, Отец Леонтий, спасибо!

— А это тебе дар Спасителя. Отныне ни один нечестивец не сможет скрыть от тебя даже самого мелкого грешка.

Он медленно повел рукой. За ней оставался сияющий белый след. В воздухе на миг воспарила блестящая перечеркнутая стрела, но тут же бросилась на грудь Матфею. Пройдя сквозь одежду, она стала жутко жечь кожу, словно стремясь вплавиться в тело, стать его частью. Парень крепко сжал зубы, но молчал. Боль быстро утихла.

— Нам пора прощаться, истекает срок, данный мне.

— Нет, пожалуйста, мне еще нужно столько рассказать!

Но на лице священника возникла грустная улыбка, просящая прощения. Он шумно вздохнул и упал на камень.

— Отец Леонтий! О, Спаситель! Отец Леонтий!

Он тормошил безвольное тело, уже во второй раз горько оплакивая умершего. Долго лились слезы, долго раздавался дрожащий шепот, рассказывающий о планах и мечтах.

Но пора выполнить задуманное! Матфей поднял священника и опустил к самой воде. В последний раз он взглянул на умиротворенное лицо. Всхлипнув, он разжал руки.

Тело медленно погружалось в воду, вскоре скрывшись. Но море вокруг Свят-камня забурлило, словно вода, поставленная в котле на огонь. В глубине раздавались хлопки, сияли вспышки, порой целый фонтаны воды взмывали вверх, окатывая парня с ног до головы.

А он, взглянув на ладонь, увидев, что испачкался, обнимая Отца Леонтия. Кровь тонкой струйкой стекала к запястью, аккурат по линии жизни, окрашивая ее в зловещий красный цвет.

О да, реки, водопады крови прольет он! Стонами и криками наполнит он Эвиал! Но не из злобы и ненависти. Нет, в душе он будет жалеть каждого грешника, помогая ему обрести искупление. Да, тяжкие мучения будут испытывать его жертвы, но стократ больше страдали бы они в посмертии, если бы не он.

Многое предстоит изучить для этого. Многое предстоит узнать.

Снова и снова, без отдыха и сна, и днем, и ночью будет длиться его труд, тяжелый и кровавый, пока не станет Эвиал миром Добра, откуда исчезнут (не важно как) все воры, убийцы, прелюбодеи. Где жены будут любить мужей, а родители детей, и те искренне будут отвечать взаимностью. Там не будет бедности и зависти, злости и страданий, презрения и высокомерия. Все будут счастливы и довольны, каждый день вознося благодарную хвалу Спасителю!

Он даже не подозревал, что далеко на Западе прекрасная женщина в темном платье уже открыла книгу его души и увлеченно читала ее, делая многочисленные пометки на полях.

Здесь, внутри Академии, шум церемонии был едва слышен. Неподалеку от парадных ворот была выращена рощица изящных деревьев, не имевших названия. Листья их были похожи на кленовые, но молочно белые и с серебрянными прожилками.

Именно в центре этой рощи высился плод многочисленных кропотливых расчетов магов— машина, отвечающая за Выбор Сил. Когда жар-птица, глазами которой Диядо оглядывал площадь, пролетала над причудливым сооружением, она видела что-то похожее на многолапую морскую звезду. Сбоку машина напоминала довольно странную пирамиду, с множеством десятков гладко обтесанных и закругленных лучей — граней, сходившихся в одной точке, высоко возвышавшейся над мостовой.