Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-регент

— Даст Бог день, — сказал я и, проглотив привычное «…а черт работу», договорил благочестиво: — И даст нам пищу… Спасибо, Господи! Еще вина принеси, лучше сладкого. Это перед другими стыдно признаваться, но ты же сам видишь нас насквозь, что мы, как все мужчины, любим сладкое, хотя вслух говорим, что обожаем сухое, эстетов из себя строим… Аминь!

Сигизмунд повторил машинально:

— Аминь…

— Приступай, — велел я и сам взял первый кусок ветчины. — И не гневи Господа отказом!

Он поспешно ухватил ломоть, но на лице разрастались страх и смятение.

— Сэр Ричард… но это же колдовство?

— Почему? — изумился я. — Или думаешь, что если это умеют делать и колдуны, то это становится колдовством?.. Но колдуны ходят по земле ногами, так что делать нам, ползать на брюхе?

Я сотворил кусок ветчины потолще, метнул Бобику. Тот поймал, как муху, и сразу лег, устроив ломоть между лап. Сигизмунд посмотрел на него, пробормотал:

— Однако же святые отцы…

Я покачал головой.

— Сигизмунд, ты не паладин, а все еще мальчишка, взявший в руки меч и научившийся им владеть лучше всех в округе. Даже в королевстве! Но быть паладином… это высшее испытание!.. Это быть аскетом и пуританином внутри души своей, но в то же время для успешного выполнения своей боевой задачи паладин обязан… учти, обязан!.. задействовать все ресурсы!

— Сэр Ричард?

Я пояснил:

— Если тебе дана задача, к примеру, взобраться на гору, отыскать там пещеру, где проклятый дракон держит принцессу, убить его, а деву отвезти родителям, то ты не смеешь изнурять себя постом или воздержанием от скоромной пищи! Об этом так и записано в Священном Писании, не помню только, в какой суре. Иначе едва-едва взберешься на гору и там обессиленно падешь к ногам дракона. Понимаешь, к воинам другие требования, чем к монахам. А мы с тобой воины-монахи!.. Мы сочетаем то и другое… Ты ешь-ешь!.. Даже от холодного мяса становится теплее. А это вино вообще воспламеняет кровь по доброте Господа нашего Милостивого и Милосердного.

Глава 8

Он ел сперва с трудом, борясь со своими запретами, но потом разошелся, мясо исчезало с его стороны блюда едва ли не быстрее, чем с моей, хотя я поесть люблю и умею. На бледных щеках проступил сперва робкий румянец, как в небе в начале рассвета, затем разгорелся и наконец заполыхал во всю мощь молодого и здорового организма.

— После того, — сказал он с набитым ртом, — как мы расстались, я прибыл с большими трудностями в Храм, где меня приняли хорошо… А потом вот здесь… А где были вы, сэр Ричард?

Я отмахнулся.

— Да так… сейчас под моей рукой несколько королевств, я принц, грандпринц и все такое. Это чтоб не брать королевскую корону, однако, чувствую, уже прижали к стене… и взять придется.

Он отшатнулся на полотняную стенку палатки, закашлялся, едва не удавившись ветчиной, изумленный и потрясенный.

— Сэр Ричард?

— Здесь, — сказал я, — наверное, и не слышали о великих битвах, что сотрясают материк за сотни миль отсюда к югу? В последних боях перед наступлением зимы был разбит некий завоеватель Мунтвиг, а теперь я прибыл сюда…

Он пробормотал:

— О Мунтвиге доходили смутные слухи. И что некий паладин разметал все его армии… Этот паладин вы, сэр Ричард?

— Слухи всегда преувеличены, — ответил я, — но Мунтвига, верно, разгромил, а церкви восстановил. А демонам перекрыл дорогу, так сказать, в массовом порядке.

— Это как?

— Пора переставать мелочиться, — объяснил я. — Хотя и красиво бить их по головам, это еще и возбуждает немного… но так всех не перебить.

Он с трепетом смотрел, как перед ним появляются фужеры из тончайшего стекла, вино даже по запаху великолепное, на серебряных тарелочках горки пирожных, мороженое, сладости, дивные конфеты.

— Вы раньше так не делали…

— Я паладин, — напомнил я, — а паладинов Всевышний одаряет от щедрот. Я что-то делаю для Создателя, а он для меня. Пей, это кагор, самое что ни есть церковное вино.

Он посмотрел на меня растерянно прежними детскими глазами.

— Но… почему? Я ушел от вас, когда вы не заступились за женщину, слезно молившую вас о защите. Вы отдали ее прямо в руки дьяволу, и сердце мое облилось кровью! Вы поступили несправедливо, жестоко и немилосердно!.. Почему вы… все еще паладин?

Я помедлил, сказал осторожно и с глубоким сочувствием:

— Сиг… я знаю, это выглядит жестоко и несправедливо, но Господь неспроста брякнул, что одна раскаявшаяся блудница для него дороже ста незапятнанных девственниц. Смысл в этом очень глубокий, как-нибудь объясню. А пока могу сказать, что ты и есть та чистейшая непорочная душа, а я, увы, раскаявшаяся блудница.

— Сэр Ричард?

— Даже не раскаявшаяся, — уточнил я, — а полураскаявшаяся!.. Я все еще на пути из сладкого такого блуда в чистые райские кущи… но время от времени прыгаю взад и предаюсь всяческому разврату… я имею в виду не только женщин, это пустяки, а блуду в политике, войнах, дипломатии, мировоззрении, в отношении к разного рода начинаниям…

Он прошептал:

— Но… почему?

Я вздохнул.

— Если я правильно понял твой вопрос, ты спрашиваешь, почему мне, такой свинье, дано больше, чем тебе, такому чистому и непорочному?.. Нет-нет, не возражай, Сиг, я ценю твою деликатность, но ты спросил именно это. Все дело в том, Сиг, что ты свят и даже чересчур слишком свят…

— Сэр Ричард!

— Правда-правда, это не похвала, все так и есть. Тобой будут восторгаться, но за тобой не пойдут. А я прекрасно понимаю людей и человеческие слабости, ибо сам слаб и местами порочен, потому тащу их в светлое будущее не бегом, а с остановками на ночлег и блуд с местными, где и сам, того, весьма грешу, ибо во мне сильно семя Каина, полученное им от первородного Змея! Я поднимаю на священную борьбу со злом целые королевства, а ты все еще дерешься один, как когда-то дрался я. Всевышний ценит и любит тебя больше, чем меня, но мне поручает работы больше.

Он смотрел все теми же глазами ребенка, как и при первой встрече. Мы с ним ровесники, я тогда еще ощутил себя старше и мудрее, а теперь вообще вдруг восхотелось погладить его по головке и дать пряник.

— Сэр Ричард, — прошептал он, — но ведь так неправильно?

— Конечно, — заверил я. — Еще как!.. Но когда жизнь неправильна, что нам остается делать?..

— Что, — спросил он с растущим негодованием, — смиряться?

— Исправлять, — сказал я наставительно, — потихоньку, чтобы не сломать. Потому, Сиг, я тебя люблю, ценю и восторгаюсь твоей святостью, но понимаю отцов Храма, что держат тебя вдали от людей.