Журнал «Если» - «Если», 2004 № 9

— Платно, — сказала кассирша.

— Я хотел спросить, где тут выход, — Андрей огляделся. Даже у стен туалета стояли торгующие — кто с батарейками, кто с носовыми платками, кто с растворимым кофе в банках. Тут обнаружилась еще одна покупательница — дамочка, задумчиво вертящая в руках невообразимо пошлый розовый бант на резинке.

— Туда, — кассирша махнула рукой, и Андрей прошел мимо прилавков и задумчивой дамочки. Из дверей туалета на него пахнуло сдержанной вонью.

Узкие ходы тянулись, сворачивали, пересекались с другими. Нависал над головой полиэтилен, пестрели стены отсеков-палаток, образованные где товаром, где фанерными листами, где линялыми бывшими шторами. Шелестело, потрескивало, ветер то поднимал полиэтиленовый полог, то бросал его. Андрей шел, пригибаясь, ничего не разглядывая и не прицениваясь, а стремясь поскорее выбраться и поехать домой. Два или три раза ему показалось, что он видит выход, но рукава и полы висящего на «плечиках» тряпья выныривали ниоткуда, и снова возникал длинный коридор, пирамиды товара справа и слева, фарфор, игрушки, половики, майонез, пикантные вереницы лифчиков, рулоны обоев, кассеты и диски, шлепанцы, мыло и жидкость для ванн…

Андрей устал.

— Этот рынок кончится когда-нибудь? — сердито обратился он к старику, торгующему деревянными ложками. — Уже полчаса пытаюсь выйти!

— Иди прямо, — старик неопределенно махнул рукой. — Туда… к электричке.

— Мне на шоссе надо!

— На шоссе — в другую сторону.

— Вот те на, — сказал огорченный Андрей. — И смеситель не купил, и два часа времени убил. Удалось воскресенье, нечего сказать!

Он вытащил мобильник, чтобы позвонить жене и попросить забрать мальчишек у тещи, но телефон, как назло, разрядился.

От огорчения ему захотелось в туалет. Еще сорок минут обратного пути — и он удостоился сомнительного удовольствия положить в тарелочку кассирши пятьдесят копеек.

— Бумагу брать будете? — неделикатно спросила кассирша. Андрей взял — не потому, что нуждался, а потому что заплачено.

Туалет, против ожидания, оказался не таким уж и грязным. Андрей вымыл руки кусочком хозяйственного мыла, плававшим в мутной лужице на краю умывальника, и снова вышел под небо, вернее, под пузырящийся от ветра полиэтилен. Посмотрел на часы и ужаснулся: Антонина давно вернулась с «девичника», позвонила родителям в Житомир и узнала, что Андрей выехал давным-давно. Мобильник его не отвечает…

— Здесь есть телефон? — спросил Андрей у кассирши.

Та пожала плечами:

— Не…

— До которого часа рынок работает? — снова спросил Андрей.

Обычно, насколько он знал, торговцы начинали собираться уже в шестом часу, а если покупателей было мало, то и раньше.

Кассирша снова пожала плечами, посмотрев на Андрея с величайшим сомнением:

— А пока люди есть, работает.

— Так нет же людей, совершенно, — сказал Андрей. — Никто ничего не покупает.

Кассирша пожала плечами в третий раз, и Андрей обернулся к продавщице кепок и беретов:

— Мне надо выбраться отсюда. Срочно. К стоянке, к шоссе. Не подскажете, как лучше пройти?

— По сорок пятому ряду, — сказала женщина, приглаживая черную кепку специальной щеткой для ворса. — От хот-догов свернете направо.

— Парень, давай я тебе дам пятерку, чтобы ты меня отсюда вывел?

Мальчишка лет четырнадцати, торгующий кроссовками, с сожалением покачал головой:

— Не на кого товар оставить.

— Дам десятку. Попроси, пусть соседи присмотрят.

— Нет, — мальчишка вздохнул. — Нельзя. А вы идите прямо, от двести пятого места — налево, и потом еще налево, и будете прямо на шоссе…

Андрей скрежетнул зубами. Он чувствовал себя круглым идиотом — заблудиться на рынке! И блуждать, как дурак, четыре часа подряд!

Он устал. На часах было уже восемь, тем не менее торговцы не спешили собираться. Они по-прежнему лузгали семечки, разгадывали кроссворды, переговаривались, иногда предлагали Андрею примерить туфли или выбрать футболку. Сквозь разрывы в грязном полиэтилене было видно небо — дни в июле длинные, но не бесконечные, и скоро начнет темнеть…

За приступом раздражения пришла апатия. Андрей купил себе хот-дог, присел на складной стульчик для примерки обуви и успокоился. В конце концов базар опустеет, сделается прозрачным, как лес в ноябре, и тогда можно будет легко найти выход. Надо же, понатягивали веревок, понавешали тряпья, устроили лабиринты — немудрено, что у них так вяло идет торговля…

Прошел скудный дождик. Тихонько постучал по полиэтиленовым полотнищам.

Антонине, подумал Андрей, может, пойдет на пользу некоторая встряска. Жена так привыкла к тому, что вот он, безотказный, дом-работа, гараж-хозяйство, всегда под боком, всегда тянет свой воз… Пусть представит хоть на минуту, что с ним что-то случилось. Что он «пошел налево», в конце концов! Может ведь Андрей, видный молодой мужчина, раз в жизни «пойти налево»?

Эта мысль развеселила его. Он ел хот-дог, запивая минеральной водой из пластмассовой бутылки, и улыбался.

Стемнело. На прилавках зажглись где свечки, где электрические лампочки. Тусклые пятна света лежали на горах белья, на рулонах туалетной бумаги, на полированных тушках сувенирных карандашей «Донбасс», невесть каким образом затесавшихся среди стирального порошка и губок для обуви.

Ни один продавец не потрудился собрать товар, никто не думал уходить домой. Андрей, едва волочивший ноги, брел по узкому проходу под нависающим полиэтиленом, и ему казалось, что он спит.

Этого не может быть, говорил разум. Этого не может быть… Он часами шел и шел, никуда не сворачивая, и, если рынок не протянулся на многие километры, он давно уже должен был выйти… ну, не на шоссе… но хотя бы к забору или к лесу, куда-нибудь, где нет рваного тента над головой и не свисают отовсюду свитера и плащи…

Тем не менее день закончился, а кошмар продолжался. Рынок жил своей жизнью; покупателей по-прежнему почти не было, но продавцы не выказывали ни малейшего нетерпения. Андрей пытался с ними заговаривать; они вели себя совершенно естественно для людей, к которым пристает с дикими вопросами странный человек с безумными глазами. Все, к кому он обращался, спешили от него отделаться, иногда холодно, иногда просто грубо. Вид денег, которые Андрей вытащил из кармана и пытался предложить кому угодно в обмен на спасение, отвращал их еще больше: вероятно, они думали, что он пьян или «под кайфом»…

Это сон, думал Андрей и щипал себя за руку. Запястье покрылось синяками, но безумие не прекращалось. Андрей брел, как механическая игрушка с подсевшими батарейками, шаг за шагом по узкому проходу между прилавков, а взгляд безумно скользил по тапкам, лифчикам, курткам, джинсам, спортивным штанам и мыльницам, по равнодушным лицам продавцов…