Кол Бьюкенен - Фарландер

Все его движения как будто слились в одно, плавное, но быстрое и почти неуловимое: меч в руке... выход в боевую стойку... правая нога вперед, левая назад... рубящий боковой...

Распоров живот первому, Эш не остановился, но, продолжая движение, блокировал выпад второго Регулятора и, отбросив клинок противника, нанес прямой колющий в грудь.

Что было дальше, Нико пропустил. К этому моменту он и сам был уже в гуще схватки: легко, заученным нырком ушел от косого, сплеча, ощутив холодок мелькнувшей у лица стали. «Это все по-настоящему, — напомнил ему голос в голове. — Они хотят убить меня».

Голова еще рассуждала, а тело уже действовало. Нико выхватил меч, выбросил на следующем шаге руку вперед и ощутил сопротивление плоти. Рядом, в нескольких дюймах от него, гримасничало лицо. Лицо человека, насаженного на клинок. Человек отчаянно дергался, трепыхался, как наколотая на иголку бабочка, и Нико, наверное, бросил бы меч, чтобы ничего не чувствовать, если бы не ощутил вдруг внезапную легкость. Раненый как-то высвободился, хрипло выдохнул и опустился на землю.

Нико отступил.

Чьи-то руки обхватили сзади, потащили назад и вниз. Меч вырвали из пальцев. Нико хлопнулся на камни, и тут же что-то тяжелое придавило его сверху, чье-то вонючее дыхание ударило в лицо, кто-то схватил за ноги. Рядом с ним на землю бросили Серезе.

Собрав последние силы, Нико приподнялся, вывернул шею и попытался найти взглядом Эша.

Фарландер все еще оставался на ногах и продолжал свой танец через окружившую его толпу. Несколько мгновений Нико наблюдал за ним с изумлением и благоговением. В какой-то момент даже показалось, что остановить старика невозможно, что он слишком быстр для своих противников и опережает их по меньшей мере на шаг.

Но врагов было слишком много, а Эш почти ничего не видел. Он допустил всего одну промашку. Рубленый удар сплеча должен был отсечь левую руку, но в последний момент Фарландер каким-то чудом увернулся, и клинок прошел по касательной. Эш охнул и выставил защитный блок, но разрез на рукаве уже почернел, и в тусклом свете фонаря блеснули капли крови.

— Бегите! — проревел старик, не зная, что оба его спутника уже лежат на земле.

Получив второй удар плашмя по голове, он пошатнулся, ударился о стену, развернулся и, рыкнув, отмахнулся. Нападавшие отскочили. Один из них выхватил пистолет и прицелился в коленную чашечку рошуна.

— Мастер! — крикнул Нико, но предупреждение опоздало — Регулятор спустил курок.

Порох вспыхнул не сразу, и в эту крохотную паузу случилось нечто совершенно неожиданное.

На сцену ворвался великан. Первым ударом он снес человеку с пистолетом верхушку черепа, так что та съехала на щеку, обнажив мозг. Пистолет упал на камни и выстрелил, но пуля ушла вверх. Великан повернулся к тем, кто держал Нико и Серезе.

Великаном этим был Бараха, за спиной которого маячил Алеас. Словно деревья в лесу, Бараха рубил направо и налево, расчищая себе путь. За ним, прикрывая учителя со спины и отбивая выпады с флангов, шел Алеас.

Лежа на спине, Нико с открытым ртом наблюдал за тем, как три рошуна молча, с угрюмым безразличием выполняют свою работу. В считанные секунды они уложили всех Регуляторов.

Из окон оперного театра вырвался шквал аплодисментов. Представление закончилось.

Нико трясло. Он посмотрел на лежащие в темных лужах тела, вдохнул медный запах крови, и в животе заворочалось что-то тошнотворно-скользкое. Где-то здесь лежал и его человек. Тот, кого убил лично он.

За спиной у него кого-то вырвало. Нико обернулся — Серезе.

Эш вытирал клинок об одежду кого-то из убитых. В стороне, шумно отдуваясь и с облегчением поглядывая на дочь, стоял Бараха. Вокруг хрипели, кашляли и стонали раненые. Некоторые пытались уползти.

— Веселая мясорубка, — проворчал алхаз. — Хорошо, что мы за домом приглядывали. Не зря я опасался. Осторожнее надо быть, старик.

Эш решительно сунул меч в ножны.

— Я тоже рад тебя видеть, Бараха.

В темноте прозвучал пронзительный свист.

— Может, вы отложите обмен любезностями на потом? — предложил Алеас.

Нико наклонился за своим мечом, но поднять смог не сразу — тряслись руки. Он заметил на пальцах кровь и вытер их о тунику. Потом попытался вложить клинок в ножны.

— Успокойся. — Эш положил руку ему на плечо. — Просто дыши.

— Да, мастер.

Старик повернулся к Барахе:

— Тогда до завтра?

— До завтра. И будь осторожнее.

Рана оказалась серьезнее, чем казалось поначалу. Они пытались что-то сделать, но кровь все равно стекала по руке и капала с пальцев. От общественного транспорта Эш отказался из опасения привлечь к себе внимание. Оторвав от туники полоску, он прижал ее к ране и так держал до самого хостильо. Дважды они по настоянию Нико останавливались возле луж, где он пытался вымыть руки.

— Как ваши глаза? Уже видите?

— Да, зрение проясняется.

— Я не понимаю. Что с вами? Отчего вы слепнете?

— Со мной ничего. Я ведь уже говорил, что у меня болит голова. Когда боли особенно сильные, ухудшается зрение.

От дальнейших расспросов Нико отказался, решив не нажимать, пока Эш не в лучшем состоянии.

К постоялому двору вернулись примерно через час, промокшие и усталые. Служитель дремал, так что они тихонько прошли мимо и потащились на четвертый этаж, мечтая лишь о том, чтобы упасть на койку.

Сначала заперли дверь — на это ушел четвертак, первый из горстки собранных Эшем специально для таких целей и лежавших в чашке. Еще один четвертак потратили на то, чтобы зажечь газовую лампу. С помощью третьего отложили койку Нико.

Прежде чем ложиться, нужно было заняться раной. Бросив в монетоприемник уже четвертый четвертак, Нико повернул кран и набрал в чашку воды. Между тем старик достал из дорожного мешка медицинский пакет и, порывшись, извлек стерилизованные повязки, пузырек со спиртом, иголку и нитки. Рана оказалась не слишком глубокая, но широкая, с открытыми розовыми краями. Плоть вокруг нее потемнела и представляла собой один большой сплошной синяк. Эш капнул в нее спирта и зашипел сквозь стиснутые зубы. Потом побрызгал спиртом на повязки. Поджег спичку, прокалил в ее пламени иголку и вставил нитку в ушко. Руки его тряслись, кровь текла между пальцами, но больше одной попытки не понадобилось. Вдев нитку, Эш протянул иголку Нико:

— Зашивай.

Нико отпрянул. Глаза слипались, к векам как будто подвесили гирьки. Руки, ноги, все тело дрожало от усталости. Он чувствовал, что вот-вот свалится. Но деться было некуда, отказаться нельзя, а потому Нико взял иголку, сел рядом со стариком и попытался убедить себя в том, что знает, как это делается, поскольку был внимателен на уроках полевой хирургии в монастыре, а не валял дурака с Алеасом.