Людмила Гетманчук - Шерше ля фам, или Возврату не подлежит!

Но наследника понесло:

— Из-за крестьянской девки нанести оскорбление второму аристократу страны и твоему другу? Посмотри на нее! Таких на медную монету десяток!

Застелилась поземка, заставляя людей ежиться от холода.

— Остановитесь, ваше высочество! — вскинулся Аден. — Пресветлой Царицей заклинаю!

— Канцлер королевства не может быть женат на низкородной шлюхе! — добил меня Грэг, окончательно уничтожая себя в моих глазах.

Началась метель, покрывая паркетный пол белым одеялом.

Для меня эти его слова стали последней каплей, переполнивший чашу раненой гордости и оскорбленной любви. Внутри стал раскручиваться маховик пылающего гнева, переходящего в бешенство.

Спокойно, Александра, спокойно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Магам вредны бурные эмоции? Сейчас проверим!

Отодвинув в сторону набычившегося Адена, я встала лицом к лицу с разъяренным Грэгом и позволила увидеть ему в своих глазах глубину моей боли и нанесенной обиды. А потом выплеснула чувства наружу, стоя внутри клубящегося снежного вихря.

Под ногами зашатался пол. Забренчали хрустальные люстры. Задребезжали стекла в окнах. Начала падать и биться стоящая на этажерках и столах посуда. Закричали, запаниковали люди, беспорядочно носясь по приемной.

Но для меня сейчас существовал только один человек, убивший мою первую любовь своими руками, растоптавший грязными сапогами ее нежные, слабые ростки, пройдясь черным селем по моей душе вдоль и поперек.

Я видела, как исказилось и побелело его лицо. Как Грэг судорожно пытался остановить запущенное мной землетрясение. Как расширились его зрачки от понимания, кто стоит перед ним. Стихия отталкивала его от меня, а он без особого успеха пытался двигаться наперекор ветру.

Даже необученная, я с легкостью блокировала все его попытки, выплескивая на него ураган своих обид. Молча. За меня говорила природа…

Из тронного зала выскочили ощетинившиеся айры и застыли, разглядывая меня в центре метели. Потом опустились на одно колено и окаменели, склонив головы, выражая таким образом свое почтение проснувшейся силе.

Прихромавшего в конце концов архимага не пустило дальше порога. Когда Лерон гер Силиот громко представился и с требованием остановиться попытался направить на меня какое-то хитрое заклинание, оборотни его по-тихому прижали к косяку и мирно, почти ненавязчиво в четыре руки объяснили, почему для его организма лучше и полезней сидеть совсем незаметно.

— Александра! — встревоженно тряс меня за плечи Аден. — Очнись! Успокойся! Ты разнесешь все вокруг!

Я опомнилась и встряхнула головой, останавливая самоубийственный кошмар. Увидела белые сугробы, испуганных придворных, жавшихся по стенам. Тяжело вздохнула и пожелала, чтобы этого всего не было в моей жизни. Снег исчез, как и не бывало.

Приблизилась к остолбеневшему Грэгу, бесстрастно сказала:

— Не все такие, какими кажутся, ваше ничтожество! Ваша слепая ревность погубит и вас и страну!

— Саша, — прошептал кронпринц, вцепляясь рукой в собственную шевелюру. — Что я наде…

— Александра гер Мориз! — отпечатала я. — Или же Лиссандра гер Тримм! Саши для вас больше нет, она умерла! — Повернулась к жениху: — Мы можем уйти отсюда?

— Простите, ваше высочество, — поклонился канцлер замершему наследнику. — Нам пора, пока моя невеста не впала в раж и не продемонстрировала что-нибудь еще из высшей магии.

— Да-да, — растерянно ответил принц, не сводя с меня пристального взгляда.

— До свидания, ваше высочество! — присела я в реверансе.

Ноль реакции. У наследника, по-моему, настоящий ступор. Человек выпал из реальности.

Громко, с выражением:

— Прощай, Грэг!

И, не оглядываясь, вышла из зала. Аден последовал за мной.

Выйдя из приемной, канцлер с облегчением прислонился к двери и спросил:

— Куда тебя отвести?

— На кухню, — буркнула я. — Горечь предательства хорошо заедать сладким.

Аден не стал протестовать и отговаривать. Он просто взял меня под руку и отвел на кухню, где приказал подать все сладкие деликатесы, что были в наличии. Потом выгнал на час всю кухонную прислугу.

Я рыдала у него на груди, в окружении тортов и пирожных. Мне было горько в мире взбитых сливок и сладких марципанов. Все было отравлено несправедливой обидой…

— Не плачь, Саша, — уговаривал меня Аден, вытирая мне слезы белоснежным платком. — Он просто в первый раз в жизни ревнует… до безумия и не знает, как с этим справиться.

— Гад! Сволочь высокомерная! Тварь титулованная! — судорожно сморкалась я в платок, несчастными глазами рассматривая безе с кремом и ромовую бабку.

— Ты его любишь? — спросил канцлер, отбирая у меня раздавленное пирожное и вытирая мне руки салфеткой.

— Кто? Я?! — изумилась я.

— Ну не я же, — улыбнулся гер Шантэ гер Тримм, отрезая мне громадный кусок желейного торта со свежими фруктами. — Я его и так люблю — он мой друг детства.

— Вот и люби этого сердцееда, — буркнула я, запуская ложку в лакомство. — Один. У меня выходной на весь год! Затем я возьму больничный! Потом у меня будет долгосрочный отпуск! А после…

— Я понял, — мягко успокоил меня канцлер. Издевательски перечислил: — Ты его не любишь, видеть не можешь, он гад противный. Я ничего не упустил?

— Козел и баболов! Подлец! — блеснула я глазами, облизывая ложку. Тише: — Негодяй, кобельеро, сперматозавр…

— Это не про Грэга, — терпеливо заверил меня Аден. — Он никогда в жизни себя так не вел. Дам придворных и куртизанок всегда десятой стороной обходил, словно монах. А уж такая грубость на грани полной потери самоуважения… ни в какие ворота не лезет! Вообще не в его стиле! Он, даже будучи пьяным до невменяемости, никогда себя так не ронял! НИ-КОГ-ДА!

— Хватит! — стукнула я кулачком по столу. — Есть какая-нибудь другая тема для нашего разговора? Или я опять выйду из себя, но тогда ты меня обратно уже точно не запихнешь!

— Страшная угроза, — скривился Аден, но разговор перевел, и мы начали обсуждать предстоящее торжество.

Спустя какое-то время нас здесь нашел герцог, разглядывающий кухню глазами путешественника-первопроходца.

— Вы тут надолго застряли? — поинтересовался глава семьи, с безмолвным ужасом взирая на опустевшие тарелки сластей и руины тортов.

— Пока все не понадкусываю — не уйду! — сообщила я ему.

Герцог наклонился ко мне, поцеловал в лоб и сказал:

— Добро пожаловать в семью, Александра. Можешь звать меня Леон, на правах родственницы.

Его слова после оскорблений Грэга прозвучали сладчайшей музыкой. Но если честно, я их не оценила. Просто была не в состоянии. Фразы насчет того, что меня стоит поиметь как служанку и забыть, жгли каленым железом уязвленную душу.