Сергей Девкин - Дзи. Чужая судьба.

Кан был сдержан, сух и немного взволнован, что несложно было понять, ведь кроме обвинителя его допрос проводил еще и Мэй Джэнг, непосредственный начальник Жибао. Да и о присутствии самого Единого Правителя тоже не стоило забывать. Уже тогда Ли обратил внимание, что Джэнг, в отличие от императорского судьи, задававшего вопросы лишь о голых цифрах и фактах, потихоньку вытягивает из своего подчиненного то, что тот думает о действиях самозванца, что, по его мнению, могло бы случиться в ином случае и другие столь же личностные и оценочные детали, не менявший вроде бы сути, но придававшие описываемым событиям немного иной окрас.

Следующим после распорядителя военных складов стал, разумеется, дзито О–шэй. Как личный вассал Императора и представитель древнего рода, Тонг робел куда меньше и открыто пытался донести свое мнение до присутствующих. Ли был искренне благодарен градоправителю за слова защиты, хотя и понимал всю их бессмысленность. Он даже был несколько удивлен, ожидая, что дзито будет вести себя иначе в свете той связи, что возникла между Ли и Каори, и которую Тонг вполне мог теперь трактовать совсем по–другому. Но, похоже, что даже если О–шэй и задумывался об этом, то удерживал все в себе, не позволяя личным чувствам влиять на свой долг, который он, в свою очередь, видел сейчас только лишь в восстановлении Ланьчжоу, а также в оказании помощи человеку, сделавшему это восстановление возможным. Слова об этом, о текущем катастрофическом положении дел в Тай–Вэй и о том, что дзито предпочел бы как можно раньше вернуться к исполнению своих прямых обязанностей, не единожды прозвучали во время допроса.

Слушания свидетелей, продолжившиеся на следующее утро, начались с небольшого инцидента, ставшего для многих участников процесса весьма неожиданным. Из–за дверей был вызван командир Ногай, и начальник городской стражи в своем потертом суо не замедлил ввалить в тронный покой, демонстративно скалясь нержавеющей улыбкой и вертя обритой головой с блестящей стальной пластиной на затылке. Гулко топая подкованными сапогами, ветеран направился прямиком к Нефритовому трону и под удивленные вздохи чиновников беспрепятственно миновал караул телохранителей, чтобы смиренно опуститься на одно колено у подножия каменной пирамиды. И к еще большему удивлению дворцовой челяди Император благосклонно кивнул, напрямую обратившись к преклонившемуся воину.

— Встань, Ногай из рода Ногай.

— Как будет на то ваша воля, — ответил начальник гарнизона Ланьчжоу и, поднявшись, посмотрел Единому Правителю прямо в глаза вопреки всем правилам и традициям.

— Я рад, что ты остаешься все тем же, мой бывший учитель, — улыбнулся Избранник Неба. — И надеюсь, что ты по–прежнему все также правдив и честен.

— Я не посмею лгать моему господину, — хитро прищурился Ногай и добавил, — но и не договаривать всей правды я тоже не буду.

— Тогда расскажи мне и остальным, что тебе известно.

Рассказ командира стражи занял почти весь оставшийся день заседаний. Ногай говорил в привычной для него манере, не стесняясь шокирующих подробностей и нецензурных выражений, что не раз было встречено удивленными ахами и приглушенным смехом с другой стороны белоснежных ширм. Опытный воин поведал не только о тех деталях, которые касались непосредственно его службы или планирования боевых действий. Он поносил Мун Гженя, издевался над заносчивостью монахов из Лаозин, обвинял в глупости мертвого Гьяня, нелестно прошелся по личности Мао Феня, упоминал кумицо и их тайные сделки с карабакуру, но главное — ясно и недвусмысленно давал понять, что почти любого из этих пунктов вполне хватило бы, чтобы Ланьчжоу был стерт с поверхности земли, если бы не вмешательство тайпэна–самозванца. Ногай расписал историю дзи от самой первой их встречи на ужине в доме дзито и до поединка с потомком Нечхе–Орай, добавляя что–то от себя, местами приукрашивая или излишне драматизируя, но в целом, как и было клятвенно заверено, не соврав ни единого слова. Более того, зачастую в ходе своего повествования, глава городской стражи бросал упреки и обвинения в адрес Ли в том, что тот действовал недостаточно решительно, не приструнил дерзких, чересчур мягко обошелся с восставшими, да и вообще проявил ужасную деспотичную мягкотелость, не пожелав выгнать на стены в канун осады женщин и стариков. Обвинитель, писцы и чиновники слушали все это, молча, сохраняя беспристрастное выражения лиц, а вот Ли, хотя и старался, не мог удержаться от улыбок, впрочем, как и человек, сидевший на Нефритовом троне.

Общие вопросы и ответы, которые задавали после Ногая попечителю торгового дома Кун Лай, были на фоне предыдущего выступления какими–то блеклыми и невзрачными. Ли прекрасно помнил, кем на самом деле является Кара Дэн и мог лишь позавидовать его выдержке и актерскому мастерству. Купец тайной императорской службы блестяще исполнил роль жадноватого, но осторожного тэккэй, безусловно преданного Империи, и, пожалуй, лишь самую малость радующегося пошатнувшемуся положению его главного конкурента в Тай–Вэй. В основном Дэн рассказывал о приготовление Мун Гженя к восстанию и о том, как он «всячески старался его отговорить», а потом, разумеется, как истинный слуга Императора немедля перешел на сторону законной власти, едва бунт вспыхнул по–настоящему. В итоге можно было не сомневаться, что независимо от исхода этого дела, дом Кун Лай будет иметь благожелательную поддержку Золотого Дворца в западных землях еще довольно долгое время.

От четвертого для Ли не ждал ничего хорошего, ведь список свидетелей и порядок их выступления ему зачитали еще на первом заседании. Государственный обвинитель хорошо знал свое дело, и не трудно было догадаться, что он заранее просчитает настроение выступавших, а потому свои главные козыри он приберег до последнего момента. Был ли в этом особенный смысл? Пожалуй, что нет, но халатности в отношении своих профессиональных обязанностей на глазах у Императора не смог бы позволить себе ни один из его подданных, обладающий хоть какими–то зачатками ума.

Тайпэн Мао Фень появился в тронном зале, высоко вскинув оба своих подбородка и блистая непростительной роскошью. Его суо, расшитое золотым бисером, посеребренная кольчуга, пояс с драгоценными камнями и блестящий меч в специальных «прорезанных» ножнах из невероятно дорогой кожи синей акулы смотрелись слишком ярко и контрастно на фоне того наряда, в котором предстал перед Единым Правителем командир Ногай. Истинному тайпэну никто не посмел заступить дорогу, и Мао также направился к подножию трона. Было видно, что объемный живот мешает ему опуститься на колено так же быстро, как и предыдущему императорскому вассалу, но Фень не демонстрировал по этому поводу ни малейшего смущения.