Сергей Девкин - Тайпэн. Миротворец

Тайпэн. Миротворец

Пролог

Высокие перистые облака скрывали тонкой дымкой далекие звезды, тускло освещавшие ночную степь. Пушистые серебряные метелки покачивались на тихом ветру, а сладковатый аромат ковыли растекался вокруг незримыми волнами. Вселенскую тишину и идиллию нарушали лишь лошади, всхрапывавшие во сне, переступавшие раскованными ногами и отгонявшие надоедливых слепней взмахами хвостов. Успокаивающе трещал огонь за стенами войлочных юрт, усыпавших своими белыми куполами широкую равнину, поколениями служившую местом для стоянки многим манеритским кочевьям.

Круглый загон из иссушенных солнцем жердей появился здесь еще в незапамятные времена. Те, кто приходил сюда со своими табунами в оговоренный сезон, ремонтировали и обновляли его, но никто не владел им, так же, как и длинной поилкой, сложенной из серых камней. Это место было удобно для тех, кто гнал коней и овец к заливным лугам Нерулена, разграничивавшим своим руслом земли манеритов и тиданей, но никто не собирался называть себя его хозяином. И тысячи таких же стоянок, разбросанных по великой степи, принадлежали не какому–то конкретному кагану, а всем и каждому, кто кочевал под бескрайним синим Небом.

Три темных фигуры тихо крались в темноте, все ближе подбираясь к загону, заполненному отдыхающими лошадьми. За сотню локтей до намеченной цели тот, кто возглавлял маленький отряд, сделал знак и его спутники разделились, направляясь в разные стороны. Ночной гость, посматривая по сторонам, приблизился к поилке, стараясь лишний раз не тревожить чутких животных. Никто бы из жителей степи не удивился, заметив сейчас в руках у неизвестного тонкую накидную уздечку. Малочисленные кочевья и отчаянные одиночки во все века практиковали опасное дело конокрадов. По негласному закону, хозяин табуна был волен поступить с пойманным вором по своему усмотрению, но, несмотря на риск, число любителей увести самых породистых и сильных коней у соседей отнюдь не уменьшалось.

Однако руки этого человека вместо уздечки вытащили из–под полы стеганого кафтана плоский кожаный бурдюк, расшитый простым травяным узором. Подойдя к вытянутой каменной чаше, ночной гость выдернул круглую пробку и склонился над водой, которую мужчины кочевья весь вечер таскали от небольшого родника, что бил из земли с другой стороны разбитого лагеря. Лазутчик уже хотел выплеснуть содержимое своего бурдюка в поилку, когда у дальнего конца загона, куда ушел один из его спутников, раздался громкий крик, прервавшийся свистом сабли и булькающим хрипом. Оглянувшись, неизвестный увидел, как вдоль невысокого забора с обнаженным клинком скачет один из манеритских дозорных, уже заметивший нового нарушителя.

Не раздумывая больше ни секунды, лазутчик бросился в просвет между жердей, перепрыгнув поилку, и метнулся в глубину табуна. Спрятавшись за лошадиными телами, неизвестный замер и прислушался к происходящему. Вокруг перекликались часовые, объезжавшие загон, и нукеры, бежавшие со стороны юрт. В лагере кочевников глухо застучал тревожный барабан.

Уздечка у лазутчика все–таки нашлась и, быстро оглядевшись, он выбрал самого мощного коня, привычно вскочив на спину неоседланного зверя. Конь неприязненно прянул ушами и попытался сбросить нежданного наездника, высоко вскинув круп. Нарушитель ночного спокойствия легко ухватился за длинные уши и сдавил своими кривыми ногами бока животного с такой силой, что затрещали крепкие ребра, а своенравный жеребец тяжело задышал и припал на задние ноги. Быстро просунув кожаную полосу с железным загубником между лошадиных зубов, лазутчик ослабил хватку и, тихо цокнув, пустил коня вскачь.

Препятствие в виде стены загона мощный зверь преодолел с легкостью, буквально перелетев на другую сторону. Всадник резко прикрикнул, пуская животное в галоп, и низко припал к лошадиной холке, почти распластавшись по конской спине. Его, разумеется, заметили, и уже через несколько мгновений крики и топот преследователей не замедлили раздаться позади, но отдохнувший неоседланный конь с легким наездником быстро начал отрываться от них.

Несколько манеритов мчались наперерез, и лазутчик понял, что не успеет разминуться с ними. В звездном свете зашипели, разматываясь, арканы, и неудавшийся отравитель еще сильнее прижался к своему единственному возможному спасителю, пытаясь тем самым избежать опасного захвата. Но, похоже, что в эту ночь предки явно не благоволили ему, и одна из петель захлестнула лошадиную шею. Наездник выхватил кривой нож, попытавшись отсечь тонкую, но прочную веревку, когда другая петля стянулась на его запястье. Мощный рывок сбросил лазутчика на землю в густую траву, в падении он выронил свое оружие и последнюю надежду на спасение. Манеритский нукер с радостным гиканьем помчался в темноту, уволакивая своего пленника следом за собой.

Покончив с ритуальным песнопением, шаман бросил в каждую из курильниц пригоршню пряной сушеной травы и немного белого священного порошка. Воздух в юрте стремительно заполнился запахом надвигающейся грозы, и говорящий с духами трижды произнес просительное воззвание о помощи в грядущем деле.

Поклонившись, шаман вернулся к походному столу, на котором уже было разложено все необходимое. Искры огнива разожгли синее пламя двух спиртовых горелок, над каждой из которых была установлена специальная керамическая подставка. Две порции зелья, взятые из фляг тиданей, прокравшихся этой ночью к загону, были разлиты в небольшие чашки. Перелив содержимое одной из них в шарообразную реторту из тонкого имперского стекла, шаман установил ее над огнем, так чтобы длинное узкое горлышко непременно смотрело бы на круглое отверстие в крыше юрты, предназначенное для выхода дыма.

На вторую подставку заклинатель поставил глиняную плошку с несколькими кусочками сырого железа. Чем горячее они прогрелись бы, тем быстрее была бы видна реакция, если первый опыт все–таки подтвердится. Некоторое время ушло на приготовление нужного реагента. Вернувшись с ним к реторте, шаман мерной костяной ложечкой зачерпнул розового желейного вещества из керамического горшочка и аккуратно сбросил его в уже кипевшую отраву, стараясь не касаться прозрачных стенок.

Жидкость в сосуде буквально взбурлила, но белесая дымка, поднимавшаяся по стеклянному желобку, не изменила ни цвета, ни плотности. Только повторив свой опыт и убедившись в неизменности результата, шаман снял реторту с огня. Стянув тугую полотняную маску, внутри которой был зашит мешочек с угольной пылью, и, бросив ее на стол, заклинатель продолжил свои исследования.

Теплые кусочки необработанной руды опустились на дно второй чашки с ядом, затем туда же упало несколько зеленоватых капель раствора из медной соли. С определенной долей удовлетворения шаман наблюдал за тем, как железо начинает покрываться коркой рыжего налета. Теперь сомнений уже не оставалось. Погасив спиртовки, заклинатель снял свои перчатки из змеиной кожи, подбросил в курильницы новую порцию ароматических трав и вознес благодарность духам–покровителям, пообещав им двойные дары на вечерней церемонии почитания.