Тамара Воронина - Надежда мира

– Невезуха.

Следующим орудием было что-то непонятное: косой крест. Палач пристегнул Тарвика к середине широким ремнем, привязал к рукам и ногам длинные веревки и повернул крест так, что Тарвик принял горизонтальное положение, а потом еще долго прикреплял эти веревки, натягивая их покрепче. Риэль решительно прижал Женино лицо к груди, и Женя поняла, что будет на сей раз. Читала она, что в войсках Чингисхана людей привязывали к лошадям за руки – за ноги и пускали их вскачь, так что человека просто разрывало на куски. Ее сильно затошнило, она вцепилась в рубашку Риэля, чтобы не упасть. Никто не заслужил такой казни. Никто…

Толпа ахнула, и в тот же момент звучно лопнули веревки. Вторая смерть миновала Тарвика. Действительно невезуха, подумала Женя, и какой извращенный ум придумал эту продленную смерть…

Третьей была виселица. Тарвик все сохранял спокойствие, и Жене казалось, что дается оно ему без труда, и она догадалась, что прошел он, видно, через такое, что уже никаким ожиданием смерти и уж тем более самой смертью его не испугать. Когда веревка оборвалась и он упал, Женя уже даже не удивилась. Птицы взлетели с оглушающим гвалтом. Риэль покачал головой, потому что она высвободилась. Падая, Тарвик сильно ударился плечом, потому что даже со своего места Женя услышала, как он тихо, но смачно выругался. И лицо его подергивалось, когда палач помог ему подняться на ноги.

– Вот теперь все, – почти без голоса произнес Риэль. – Последняя. Женя, не стоит смотреть. Пожалуйста, не надо.

Женя упрямо мотнула головой. Она и сама не понимала, почему вдруг решила увидеть все. Палач установил Тарвика на колени возле пня – ну такая милая домашняя земная казнь, как короля Карла, никакого технического прогресса в виде гильотины. Ручная работа. Палач играючи поднял секиру, попримеривался ведь еще, сволочь такая: опустил легонько лезвие на шею, приподнял, снова опустил. Промахнуться, видно, боялся. А потом воздел руки высоко над головой, металл отразил солнце, и по лицам людей на площади заскакал солнечный зайчик. Палач покрасовался так целую минуту, нервируя толпу – а Тарвик был спокоен и даже, пожалуй, умиротворен, все должно было кончиться…

Женя все-таки зажмурилась, представив себе, как упадет на помост эта голова и гулко покатится по доскам. Толпа громко выдохнула воздух и загудела.

Секира вонзилась в пень в сантиметре от головы Тарвика, отрубив только несколько прядей волос. Палач там ее и оставил, а его поднял с колен. Тарвик выглядел растерянным и вовсе не счастливым, явно ожидал подвоха. Чиновник неторопливо вернулся, потоптался, будто умышленно время тянул, потом нуднейшим голосом завел очередную речь, из которой Женя поняла, что, несмотря на тяжесть совершенных преступлений, Тарвик Ган признал свою вину, активно сотрудничал со следствием и пообещал впредь вести себя хорошо (Тарвик удивленно приподнял брови), потому суд решил его помиловать, заменив ему смертную казнь публичным двойным клеймением раскаявшегося государственного преступника, и освободить сразу после этого, вернув ему его гражданские права. И надо было видеть его лицо! Женя невольно восхитилась, и только потом вдруг задалась вопросом, что означало сотрудничество со следствием…

Палач пошуровал на подставке, подняв клуб дыма, потом развязал Тарвику руки и, аккуратно закатав рукав, прижал к запястью клеймо. Запахло подгорелым мясом, и Женю сильно затошнило. Тарвик скривился, но даже не охнул, а палач снова подогрел клеймо и припечатал его к левой скуле Тарвика. Вот тут Женя добровольно уткнулась носом в грудь Риэля, старательно глубоко дыша, потому что ей стало совсем нехорошо.

И спектакль кончился. Убрался чиновник, залив ковшом воды жаровню, удалился палач, начала разбредаться равнодушная толпа, и Риэль повел Женю к маленькому ресторанчику тут же на площади, усадил за стол и попросил крепкого чаю для девушки. Ресторан с видом на лобное место. Боже мой…

Официант притащил чашку с вкусно пахнущим чаем и сочувственно покивал: тяжелое зрелище, уж точно не для женских глаз, но слава богу, хоть обошлось – помиловали человека, уже радостно. Люди были вовсе не кровожадны, а просто привычны.

– Публичные казни не так уж и часты, – словно извиняясь, сказал Риэль. – Даже странно, за что его удостоили такой чести. Ты выпей чай, он хорошо освежает. Женя, все неплохо кончилось…

Женя посмотрела в окно. Тарвик, так до сих пор и стоявший на эшафоте, подошел к лестнице, начал было спускаться, но вдруг опустился на ступеньку, словно враз лишился сил. И люди никак не него не реагировали – ну шел себе мимо, присел отдохнуть, никому не мешает, никому не нужен…

– Подождем, когда стемнеет, – тихо предложил Риэль. – Ему все равно некуда идти…

– Возьмем его с собой? – с надеждой спросила Женя, и Риэль кивнул: а как же иначе. Больше они и не разговаривали. Жене стало лучше, Риэль попросил собрать кое-какой еды в дорогу, потому что сейчас есть Женя не могла, и они пили чай, периодически поглядывая в окно. Смеркалось быстро. Женя боялась, что сейчас вот Тарвик встанет и уйдет, не бежать же за ним сломя голову, но он так и сидел в расслабленной позе, опустив голову, и поднялся уже после того, как Женя и Риэль вышли из ресторанчика, нагруженные своими вещами и припасами. Он поплелся куда-то в глубину сплетения улочек, бесцельно, словно прогуливаясь. Так странно было видеть его ссутуленную фигуру – Вик имел потрясающую осанку, которую Женя просто обожала, так красиво держал спину, так красиво держал голову, никогда у него руки не болтались вот так. Они медленно шли следом за ним, пока не выбрались из города. Стражник, который теоретически должен был бдить на посту, даже не высунулся из своей каморки, так что они остались незамеченными. Примерно в четверти мили за воротами Риэль негромко окликнул:

– Тарвик, подожди.

Тот остановился, оглянулся и удивился:

– Риэль, что ли? На площади был?

– Был. Ты куда-то конкретно?

– Куда мне конкретно, – усмехнулся Тарвик. – А что?

– Пойдем с нами.

– Ты псих?

– Наверное, раз я менестрель. А что? Ты официально помилован, почему бы…

И тут Тарвик наконец обратил внимание на Женю. Он не ахнул, не всплеснул руками и вообще никак не показал, что они знакомы, только чуть дрогнули веки. Совсем чуть-чуть.

– А девушке такой спутник нужен?

– Конечно, – сказала Женя, – и не играй в конспирологию, он знает.

Тарвик покачал головой:

– Ты ему сказала? Женька, ты дура. Он же тебя сдаст.

Женя потеряла дар речи, а Риэль несколько оскорбленным тоном возразил:

– Не сдал же пока.

Тарвик склонил голову.