Елена Никитина - Игры Чёрта

Лина не боялась его.

— Я знаю, что могу тебе доверять, — упрямо заявила она, ее смешной конопатый нос гордо вздернулся вверх.

Чем она гордилась? Глупостью и отсутствием инстинкта самосохранения? Он в шаге от того, чтобы позволить силе заполнить жилы, а вместо этого стоит перед ней, выпятив грудь колесом, как последний придурок, застывший в невольном восхищении.

Ее вторжение в его жизнь походило на безумие. Проклятие. На постоянную борьбу искушения и здравого смысла. Это чувство было похоже на неожиданную волну, утянувшую его в океан. И он беспомощно тонул в нем, ошеломленный неспособностью устоять под ее напором. Близость ее тела уничтожала остатки сдержанности, и когда он впервые ее обнял, то с удивлением обнаружил, что это не уменьшило тягу, а стремительно ее увеличило. Он ощутил взаимное желание Лины и на миг забыл, что желает она вовсе не его. Нужно время, чтобы принять это чувство, но смертная вернула его к реальности, напомнив о договоре. И в этой реальности он выглядел не могущественным князем Нави, а глупцом, потерявшим рассудок от мимолетной страсти, а она женщиной, влюбленной в другого.

Он ненавидел ее — смертную, которая осмелилась пожелать влюбить в себя Черта, и метался по Нави, как разъяренный зверь. Кровь лихорадочно струилась по венам, разнося гнев.

Он думал о смертной, когда черный шип, за который зацепился манжет рубахи, распарывал тонкий шелк.

Он злился на нее, пока горячая капля крови скатывалась по длинным пальцам.

Он придумал, как отомстить ей, остервенело срывая с себя рубаху.

Князь повел себя не так, как положено вести себя истинному сыну Мрака. Он забыл, что стоит во главе Нави и его Игры смотрят боги. Он наплевал на правила и показал смертной смерть мужа. В слепом желании причинить Лине боль, он вынудил ее выбирать между двумя жизнями, хотя прекрасно понимал, что это может толкнуть ее на отчаянный шаг.

Он не думал, в тот момент он мог только чувствовать. Но когда смертная покинула Навь, и он отдышался от ненависти, то немое опустошение наполнило грудь. Он не получил ожидаемого удовлетворения. Только укол незнакомого, чуждого ему чувства. Болезненный и резкий.

Он ждал этот момент, но именно этого хотел в последнюю очередь.

И снова настойчивый голос открыл рот и, как стая надоедливых мух, зажужжал в голове. Но теперь он сыпал отборными ругательствами.

Кроваво-красное небо Нави затянули тяжелые тучи. Демьян горел от бессильной злобы на себя, на нее и на свою мать! Он зарычал, и небеса прорезала огненная вспышка молний, отражая блики ярости Хозяина.

Макошь нашла сына у горячих источников. Демьян сидел в кресле, задумчиво глядя на мощный каскад воды, вырывающийся из трещины в скале, с шумом наполняя чаши-бассейны. Он не заметил ее появления.

— Демьян, я несколько раз звала тебя, но ты не откликнулся.

— Прости, я не слышал.

— Прощу твою грубость, если расскажешь, чем так опечален.

Макошь обогнула стол и села напротив сына.

— Все в порядке, — Демьян не обернулся. — Рад приветствовать тебя в Нави.

От взгляда богини не ускользнула его растерянность. Обычно собранный, холодный и расчетливый князь сейчас выглядел потерянным и даже напуганным. Макошь предполагала, что ее план коренным образом изменит жизнь сына и была готова к всплескам ярости, нарастающему бунту, и боль, застывшая в глазах сына, доказала, что она снова не ошиблась. Буря близка.

— Как продвигаются Игры?

Из складок воздуха вынырнул кубок, и тонкие пальцы Макоши обхватили серебряную ножку.

— Превосходно.

— И все же тебя что-то беспокоит.

Нет, она подобрала неверное слово. Не беспокоит, а мучительно терзает. Он поддался слепому желанию растоптать смертную, стереть с ее лица улыбку.

— Я совершил ошибку, — Демьян устало растер лицо. — Я поставил перед Игроком тупиковый выбор.

— Ты нарушил заповедь, — подтвердила она и понимающе кивнула. — Тобой двигала любовь.

После этих слов усталость сына сняло как рукой, он метнул на мать суровый взгляд и зарычал:

— Мной двигала злоба!

Богиня не упустила момент и пристально посмотрела сыну в глаза, но Демьян успел отвернуться, до того как проникновенный взгляд матери приготовился копаться в его душе.

— Ревность, — парировала Макошь.

— Ненависть к смертной! — не оборачиваясь, выкрикнул Демьян и, сорвавшись с места, направился к горячим источникам.

— Ненависть к чувству, — настаивала мать. — Вечность сделала меня циничной. Даже собственному сыну, я не могу сделать бескорыстный подарок.

— Подарок? — Демьян развернулся, чтобы ответить ей но увидел, как зев пространственного тоннеля, ведущего в Правь, проглатывает грациозную фигуру его могущественной матери.

Гнев грозно закипел в груди Демьяна. Любовь для него была невозможна! Он никогда даже не думал о ней! И совершенно четко осознавал, что в книге Судеб это чувство не может быть прописано. Человеческая женщина не может стать избранницей Черта — это правило. Основа. Суть. Черный кофе меняет цвет, когда в него льют сливки. Чем больше сливок — тем светлее напиток. То, во что превращался он, просто мерзко! Черт — эгоист до мозга костей. Бросая кости на игральный стол человеческих жизней, Демьян не испытывал ни сожаления, ни раскаяния, потому что его душа была запечатана, скрыта от эмоций.

Так было до встречи с НЕЙ. Так он считал еще несколько дней назад. Демьян прошел в углубление пещеры, размышляя над тем, какое место мать отвела этому чувству в его жизни. Но где найти силы признаться, хотя бы себе, в том, что стоящая перед ним богиня ловко затянула на нити его Судьбы особый узел?

Он мог сопротивляться ей, отстаивать свою бесчувственность, одновременно понимая, что это ни на секунду не отсрочит момента, когда будет вынужден сдаться.

Демьян вошел в Зеркальную комнату и приблизился к зеркалу будущего Лины. Если мать приготовила для него эту пытку, то в ней должен быть смысл.

Зеркалица — дух, хранивший прошлое и будущее, — появилась в отражении, едва он коснулся позолоченной рамы. И, скороговоркой выпалив «Здравствуйте, господин», потупила взгляд. Впервые за долгую жизнь князь задался вопросом, который сразу озвучил:

— Ты боишься меня?

— Я бы не посмела, господин, — прерывающимся голосом ответила она, еще ниже опустив голову, словно пытаясь скрыться от него за завесой белых волос.

— Можешь говорить открыто. Почему ты боишься меня?

Тонкие почти прозрачные пальцы Зеркалицы нервно теребили краешек розовой тесьмы, обхватившей белый доходящий до пола сарафан на талии.