Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — пфальцграф

Нет, железно: у нее свои дела, у меня — свои. Любовь — великая вещь, но только для простолюдинов она все на свете… Нет, простолюдины и до любви не поднимаются, у них только секс, любовь — это уже этажом повыше, это привилегия среднего сословия, привилегия рыцарства…

…Но я, мать вашу, паладин! А у паладина дело всегда выше любви, даже самой страстной и безумной. Овладеть и швырять, как щепку в море, любовь может только недостаточно сильного человека.

Леди Беатрисса — сильный волевой человек. А я, надеюсь, тоже. Нужно только помочь один другому удержаться от этой низменной… ну ладно, одухотворенной тяги друг к другу.

Отныне я ни во что не вмешиваюсь, что бы она ни затеяла, а у нее, надеюсь, хватит благоразумия, чтобы не вмешиваться в мои дела.

ГЛАВА 13

Грохот копыт постепенно утих. Это из ворот мы вырвались красиво и грозно, а дальше кони перешли на экономный шаг. Чуть отстав на шажок, по бокам едут, покачивая перьями на шлемах, бравые и отважные Растер и Митчелл, руки на рукоятях мечей, глаза ищут, с кем бы подраться.

Барон Альбрехт провожал нас, стоя наверху стены. Я чувствовал, что не столько смотрит нам вслед, сколько озирает окрестности и уже прикидывает, что где разместить, дабы повысить рентабельность этой земли. А потом, если получится, опыт перенести и на всю Армландию.

У него самого, как сообщил Митчелл ехидно, земли совсем мало, а расшириться не удастся: соседи могущественные, сотрут в порошок.

Сэр Растер, как всеповидавший Гильгамеш, громогласно предупреждал, что вон там опасная круча, там прямо из стены высовывается рука и хватает все живое, что крупнее барана, вот там колючие кусты, что совсем не кусты, так как с началом засухи откочевывают севернее, а во-о-о-он там виднеются камыши, оттуда начинается болото и тянется на пару миль…

— Ну, — сказал Митчелл недовольно, — болото-то хоть обычное?

— Болото обычное, — заверил сэр Растер, — а вот жабы…

— А что за жабы?

— Крупноваты, — сообщил он. Видя наши непроницаемые лица, добавил: — Самые мелкие побольше рыбацкой лодки, а крупные так и вовсе с корабль… Когда у них свадьба, то сплетаются в такие клубки, что выше деревьев. А уж стонут и кряхтят так, что в окрестных деревнях у коров пропадает молоко…

Я вспомнил тех болотных гадов, что брачными играми ввергли леди Беатриссу в смущение, удивился:

— Как же перебираются из озера в озеро?

— По земле? — предположил Митчелл.

— Нет, — опроверг сэр Растер, — на сушу никогда не выползают.

— Тогда все озера, — предположил я, — остатки некогда единого великого моря?

— Не пойдет, — сказал Митчелл.

— Почему?

— В морях вода соленая, — объяснил он знающе, — а в озерах — нет.

— А в океанах?

— Насчет океанов не знаю, но в озерах точно несоленая.

Я вспомнил:

— А икра? Крупная или мелкая?

— Да как у простых лягушек…

— Тогда понятно, — сообщил я, — к утиным лапам прилипает, те и разносят. Икра липкая, заметили? Сэр Растер почесал в затылке:

— Да-а, надо смотреть, чтобы эти утки в мой домашний пруд не садились. Но разве уследишь… Митчелл поинтересовался:

— А большой у вас пруд, благородный сэр Растер?

— Да не очень, — ответил сэр Растер. — Даже маленький… По правде сказать, у меня вообще пруда нет! Да и какой пруд, когда и земли-то никогда не было! Я бесщитовой, кормлюсь военной добычей, а не налогами. Но вообще-то подумываю, что когда-нибудь осяду… и заведу большой пруд. С золотыми рыбками размером с коров. Толстых, жирных, вкусных…

Далеко слева обозначились белые строения, то ли город, то ли выбеленные, как кости, руины. Проступили над горизонтом крестики ветряных мельниц. Я сообразил запоздало, что там жилье, и нехилое, раз столько мельниц.

Довольно быстро начинает, как мне показалось, открываться береговая линия. Дорога пошла взбираться круто на цепочку холмов. Я повернул коня и погнал под углом, еще не соображая, что здесь вроде бы неоткуда взяться морю. Зайчик взбежал наверх так же быстро, как и по ровному, дыхание у меня остановилось: пустыня, настоящая пустыня, уходящие вдаль золотые спины барханов пересушенного песка…

Я оглядывался ошалело, за моей спиной не просто зелень, но и вековые леса, а под копытами Зайчика уже трещат крупные ракушки, тоже белые, ждущие прикосновения, чтобы рассыпаться в пыль, выглядывают высушенные черепа громадных чудовищ, такие исполины могут жить только в воде…

Сзади простучали копыта, сэр Растер прокричал быстро:

— Только не останавливайтесь, сэр Ричард! Только не останавливайтесь!…

— А что здесь?

Он указал на темнеющую вдали полоску деревьев.

— Гоните во-о-он туда. Там безопасно.

Мимо пронесся Митчелл, обеими руками держит повод, пригнулся, как гунн, сразу видно, что драться не собирается, что бы там ни выпрыгнуло из песков. Сэр Растер пришпорил коня и погнал следом.

Зайчик тихонько ржанул и пошел неспешным галопом. Белая хрустящая пыль фейерверками взлетает из-под копыт, иногда с щелканьем лопаются черепа страшных рыб, в воздухе свистят острые обломки костей.

В какой-то момент чутье заставило снять с пояса молот. В трех шагах от скачущего коня Растера вздыбился бугром песок, эдакий бархан, помедлил, словно всматриваясь термо или еще чем-то, и двинулся за Расером, быстро сокращая расстояние.

Молот ударил в бархан, когда тот внезапно вырос и начал загибаться грозной волной над прильнувшим к конской гриве всадником. Взвился золотой песок, раздался треск, словно лопнула баальбекская плита, во все стороны брызнули фонтаны крови.

И лишь тогда из-под земли донесся глухой болезненный рев. Не просто из-под земли, а как будто с огромной глубины, мол, здесь на поверхность некий подземный великан всего лишь высунул пальчик.

— А вот не высовывай, — бросил я.

Зайчик, дико кося глазом, такого вроде бы и он не видел, перепрыгнул озеро быстро впитывающейся в песок крови, я с молотом в руке оглядывался, но только фырканье скачущих коней и непрекращающийся треск ракушек под копытами.

Гряда деревьев приближалась, сэр Растер и Митчелл ворвались под густую тень, здесь копыта стучат иначе, разом остановили коней. Я на ходу повесил молот, оглянулся.

— Ну вы и даете! Не безопаснее ли объехать? Сэр Растер воскликнул бодро:

— Да оно не всякий раз кидается! Бывает, сто раз проедешь, а только на сто первый…

— Все равно, — сказал я сварливо. — Умнее объехать.

Митчелл сказал глубокомысленно:

— Конечно, умнее… Дурость переть вот так. Правда, зато по-рыцарски. С чего это станем уступать дорогу зверю?

— Вот-вот, — сказал Растер обрадованно. — Где наша гордость?

— Эх, — сказал я, — нет у вас уважения к ценности жизни…