Алекс Готт - Белый Дозор

Послышался лязг стали и булата. В руках ратников появились мечи и топоры. Вышата перехватил свой посох пониже и держал его на манер дубины. Тихо, крадучись, двинулись они в обратный путь. Ратники почти дошли, когда внезапно раздался звук выстрела, а следом за ним крик Живосила: «На помощь! Все сюда! Они нападают!» И тут же, в единый миг, взорвалась лесная недолгая тишина.

Изо рта мертвого толстяка показалась блестящая головка крупного насекомого. Оказалось, что это громадная отвратительная мокрица размером с ладонь взрослого человека. Она шлепнулась на землю и, всё больше раздуваясь, быстро побежала в сторону людей. За ней последовала сороконожка длиною в метр, не меньше. А уж потом словно прорвало! Из трупа, один за другим, лезли и лезли наружу отвратительные насекомые, и все невероятных размеров! Пауки, сороконожки, жуки, скорпионы, слепые черви длиной с удава-анаконду: вся эта несусветная мерзость уже кишмя кишела возле трупа толстяка и словно ожидала чего-то. При звуке выстрела, прикончившего мокрицу-разведчицу, всякое движение на секунду прервалось, словно насекомых разом парализовало, но прошло мгновение — и всё это месиво из мохнатых и хитиновых туловищ, уродливых лапок, отвратительных жвал и челюстей потоком хлынуло туда, где Живосил застрелил тварь, увеличившуюся со времени своего появления изо рта толстяка до размеров крупной собаки.

Отряд во главе с Вышатой подоспел как раз вовремя, иначе несдобровать было бы раненым. Увидев армию гигантских насекомых, Вышата поднял свой посох над головой, и тот с ослепительной скоростью стал вращаться, образуя своего рода круглый белый щит. От краев щита во все стороны бил горячий, животворящий свет, и поток его лучей, изогнувшись к земле, образовал защитную сферу над людьми. Армада чудовищ, достигшая краев этой сферы, не могла пройти дальше. От соприкосновения со светом насекомые цепенели, начинали гореть и плавиться, но им на смену лезли все новые и новые! Грохоча хитиновыми панцирями, суча мохнатыми лапами, гремя острыми зубами и жалами твари нагромождались одна на другую, всё выше поднимаясь по стенам сферы и в скором времени накрыв собой всю ее.

— Это Навьи твари! — закричал Вышата. — Мне их долго не сдержать! Прорубайте проход, выносите раненых, бегите к лесу! Я следом за вами!

Двое ратников подняли Алексея, который смотрел на всё происходящее совершенно осознанно, не думая, что это: сон или явь. Помимо парализованного тела Спиваков почувствовал, что мозг отказывается воспринимать окружающую реальность, тем самым защищая своего обладателя от умопомрачения. Лёше даже не было страшно, точно он не в первый раз столкнулся с подобной чертовщиной, достойной гоголевского «Вия». Лёша внушил себе, что у него галлюцинации: ужасные, но неопасные. Что до Виктора, то он закрыл глаза и шептал какую-то молитву. Четверо человек: Светлолик, Темнозор, Богумил и Добродей, которым свет не причинял ни малейшего вреда и они свободно прошли сквозь него вооруженные мечами, прорубали проход сквозь толщу насекомых. Это оказалось небыстрым делом, поскольку на сферу налип слой тварей высотой метра в три! Нижние были мертвы и оплавлены непереносимым для них жаром, те, что были над ними, еще копошились, но свет также вредил им, поэтому насекомые были не столь активны и еле двигались. С самой яростной мерзостью ратникам пришлось столкнуться, прорубившись к последнему слою. Здесь на них посыпались ядовитые каракурты, гигантские скорпионы вздыбили свои жала, и было видно, как сочится по ним мутно-желтая, смертельная отрава. Мечи заработали, словно ножи в мясорубке!

Четверо воинов с упрямством, достойным того, чтобы назваться подвигом, рубили направо и налево, прикрывая друг друга от ядовитых жал и смертоносных челюстей. Вышата шел позади всех, обливаясь потом, изнемогая под тяжестью многометрового слоя чудовищ. Он совсем не был похож на могучего Атланта, держащего небо на своих плечах.

— Живосил! — закричал Вышата. — Лей воду на землю! Заговори воду! Иначе нам всем конец!

Тот сорвал с пояса свою солдатскую флягу, бросил ее на землю, из фляги хлынула, именно не полилась, а хлынула вода. Сначала это была лужица, потом лужа, потом лужища, а потом воды стало столько, что это больше походило на небольшое озеро. Отряд сражался по колено в воде, а твари от соприкосновения с ней немедленно скрючивались до своих обычных, крошечных размеров, иссыхали, гибли… Наконец все прекратилось: Вышата перестал вращать свой посох, и они, вместе с Живосилом, осторожно выбрались из сферы, державшейся на нижнем слое из дохлых, расплавленных тварей, образовавших монолитный купол. Невообразимое сооружение простояло недолго и с шумом рухнуло в воду, обратилось в ничто. Вышата перевел дух, оглядел, все ли целы. У Темнозора через всю спину шла глубокая царапина, Живосил зачерпнул прямо с земли живой воды, сбрызнул рану, и она мгновенно затянулась, остался лишь багровый рубец. Все остальные видимых повреждений и ранений не имели.

— Сколько живу, — фыркая и с отвращением осматривая клинок, покрытый вязкой бурой слизью, прорычал Громобой, — а такого не видывал, чтобы паук был размером с лошадь! Что это за нечисть, ума не приложу?!

— Мы еще удачно отделались, — проворчал Вышата. — И как мне сразу не пришло в голову залить тут всё живой водой?!

— Думаю, если бы не вода, нам всем несдобровать, — отозвался Боригнев, выливая воду из сапога.

— И я никогда раньше не видел ничего подобного, — признался Богумил, убирая свои топоры. — Мне в какой-то момент стало страшно, хоть я и понимаю, что эти твари питаются нашим ужасом и оттого становятся крепче и больше. Откуда они взялись в таком количестве?

— Это порождения Навьего мрака, — пояснил Вышата, осматривая свой посох, от которого шел дым, настолько сильно его раскалило трение о воздух. — И нашего мира, для того чтобы раздуться до таких размеров, им мало. Они питались неиспаренным страхом и кошмарами жертв, души которых всё еще остаются возле своих тел, оплакивая самих себя. Лучше не думать о том, кто на самом деле явился перед нами в образе пауков и червей. Подлинный облик этих тварей намного страшнее, но они еще не могут принимать его в нашем мире. А проникли они сюда сквозь Навьего слугу.

— Ты того жирного умруна имеешь в виду, учитель? — Живосил указывал на почти полностью обглоданный насекомыми труп без ноги.

— Его, сердешного, — без тени улыбки согласился Вышата. — При жизни был большим негодяем, многих людей сгубил ради наживы да нечестности своей, вот и стал по смерти Навьим колодцем, а душу его теперь мучают так, что словами этого и не опишешь.