Алекс Готт - Белый Дозор

— Славлю тебя, Вечный Бог! Тело твое — Живая Природа, речь твоя — поучения мудрецов и заветы предков, разум твой — Свет Самосиянный, который выше и ярче всякого света! Славлю тебя, Вещий Наставник, Пастырь душ, облеченный в бесчисленные формы в бесчисленных мирах, чей черед сменяться установлен тобой и да будет тебе моя хвала во веки веков, Гой! Взываю к вам, волхвы Беловодья, Золотой Страны Неназваной, Гор Снежных Стражи, все вы, братья мои в вере исконной, хранители Учения Вещего и Предвечного Бога на благо рода Небесного и рода Земного! Родович наш, наследник рода Вышнего, именем Алексий, нареченный так по своему рождению, а по Божьей милости — Родимир, коего ждали мы тысячу лет, да не ступит общей волей нашей в Темную Навь, да вернется с пути погребального, за Краду Невозвратную ведущего. Призываю силу Вашу в помощь! Встанем за родовича нашего всем родом нашим, бессмертной силой душ наших призовем душу Родимира в плоть вернуться, дабы исполнил то, что предначертано ему в скрижалях Боговых и по воле Света, коему служим мы от начала мира. Да будет так!

Закончив молитву, Вышата опустил голову, а руки свои возложил на лоб и грудь Алексея:

— Сомкнитесь плотней. Навьи силы борются за него, велико противостояние, знают о нем в Нави то же, что знают в Белом Граде, и не торопятся выпускать…

Вышата обратил к Виктору свое напряженное, со взбухшими на лбу веревками вен лицо, очень спокойно спросил:

— Ты из пушки палил?

— Случалось.

— Так закрой уши и рот открой пошире, а то к хворям твоим еще и глухота прибавится.

Вышата приблизил лицо свое к бледному, неподвижному лицу Алексея и голосом, который был столь громок, что сосну, рядом стоящую, вырвало с корнем, крикнул:

— Вернись!

Круг ратников слился в единое, монолитное кольцо, и кольцо это воссияло ярчайшим, нестерпимым белым светом. Так рождается звезда, так светило Солнце в день основания Земли! Из середины кольца вверх ударил столб света, столь яркого и белого, что было невозможно даже вообразить себе существование подобного где-либо на Земле, ибо умение создать такой свет людям неподвластно. Суть его непостижима так же, как непостижима сущность Божественная. И называют такой свет Самосиянным. Он светит тем, чьим душам чужды прелести мрака, он — свет Надежды и бескорыстной любви одного ко всем. И покуда останется в мире хоть один чистый сердцем и душой, готовый положить жизнь свою во благо ближних, не иссякнет на Земле Самосиянный Свет.

Нарастая, проникая в сердца, наполняя их ледяным ужасом, из черных неизведанных глубин, от самого ядра земного, раздалось страшное рычание, словно зверь невообразимого размера и неописуемо великой силы в ярости бросился на стены своей темницы в тщетной попытке разрушить то, что было ему не под силу. Над головами образовавших кольцо ратников послышался шум множества крыльев, чьи-то злобные бесчеловечные голоса, карканье воронов и шипение гадов, но в звуках этих, пусть и яростных, слышалась лишь бессильная злоба. Опустел Калинов мост, не дождалась Навь Темная желанного ею гостя. Всколыхнулись воды Смородины-реки, и до Черных небес вылетел столб огненной крови. А Белый Свет Самосиян сжался в единственную искру — дар Предвечного, и искра эта опустилась Алексею на живот, вошла через пуповину в мертвое тело и наполнила каждую его клеточку живительной силой Прави Небесной и Яри Земной. Расходясь от центра жизни, свет Божьей искры наполнял покинутое душой тело, вновь пропитывая его силой, радостью, любовью. Остановившееся сердце Спивакова дрогнуло, несмело сделало первый удар и забилось, разгоняя по жилам кровь, согревая плоть и наливая каждый мускул желанием движения. Виктор, всё это время державший Лёшу за руку, увидев, что тот ожил, не выдержал, и в уголках его глаз показались редкие мужские слезы.

Лишь когда Алексей сделал первый вздох, лишь тогда Вышата отпрянул и рухнул бы рядом, совершенно обессиленный, опустошенный своей работой, если бы не подхватили его под руки Живосил и Благолеп. Они осторожно подняли волхва. Живосил с поклоном поднес Вышате свою флягу.

— Испей, отец наш и мой учитель, живой воды.

Вышата сделал глоток, закашлялся, Благолеп постучал его по спине.

— Благодарю. Не держите меня, я могу стоять. Живосил, подай мне мой посох.

Опершись на выбеленный временем и ветром посох, Вышата посмотрел на ровно дышащего, но всё еще находящегося без сознания Алексея и улыбнулся:

— Спит Родимир. Вот же задача! Разбудить его сейчас или спящим отнести к ведуньям-лечуньям? Проснется у них, так решит, что в Ирий Небесный прямиком угодил: дюже лечуньи наши собою лепы. Ты, Виктор, как думаешь? — обратился он к растроганному спутнику Алексея.

— Сейчас! — воскликнул тот. — Пожалуйста! Так хочется вновь с ним поговорить! Не откажите в милости, товарищ генерал!

— Товарищ генерал? — рассмеялся Вышата, и смех его подхватили все ратники. — Так меня еще никто никогда не звал-величал, ха-ха! Нет уж, любезный Виктор, здесь у нас всё иначе, нет у нас генералов. А вот «товарищ» — хорошее слово, оно и у нас в ходу. Мы хоть от вашего мира обиняком держимся, а всё же кое-что оттуда перенимаем, речь в основном. А то как же иначе? Наши ратники всю последнюю войну прошли, много оттуда новых слов принесли. Вон Боригнев в разведке служил, сорок шесть раз за линию фронта ходил, сорок шесть языков добыл, дважды Герой, Живосил артиллеристом всю войну прошел, и дыр в нем заштопанных от германских осколков да пуль, что на решете — не счесть.

— Интересно вы рассказываете, а Лёша не слышит, — смутившись, но продолжая гнуть свою линию, заявил Виктор и умоляюще посмотрел на волхва. Тот кивнул.

— Будь по-твоему, пусть очнется, — Вышата наклонил посох с одним-единственным живым, зеленым листочком и коснулся этим листочком губ Алексея.

Лёша открыл глаза. Первым, кого он увидел, был Живосил, прилаживающий обратно на пояс свою флягу. Облик его поразил Лёшу, он открыл было рот, чтобы что-то спросить, но заметил Вышату и остальных ратников, и глаза его совершенно округлились от удивления:

— Ребята, вы из исторического клуба? — Голос Алексея был вначале слабым, но постепенно креп и возвращался в свою прежнюю тональность. — А как я среди вас оказался?

— Алексей Викторович, ты пока много вопросов не задавай, и вообще тебе надо бы поменьше разговаривать.

Лёша повернул голову, увидел Виктора, с облегчением перевел дух.

— Привет. Ты живой?

— Как видишь, Лёша. Да и ты тоже живой. Скажи вот товарищам спасибо.

— Живой-то живой, да живого места на нем нету, — подал голос Живосил, — лечить его надо.