Майкл Муркок - Древо скрелингов

– Кровь и души! Кровь и души для моего повелителя Ариоха!

Я внутренне содрогнулся, подумав, что совершил тяжкий грех, произнеся это имя в мире, который меня окружал.

Но теперь во мне преобладал Эльрик Мелнибонэйский. Врезавшись в толпу отвратительных ононо, я впитывал их грубую жизненную энергию.

Их кровь запульсировала в моих жилах, сообщая мне злобную, практически неодолимую силу.

Вскоре пять из них были мертвы. Тут и там на тропе, все еще подергиваясь, валялись их отрубленные руки и ноги. Несколько конечностей упали в пропасть. Два оставшихся в живых ононо – мне показалось, что это молодые самки – уползали прочь и не представляли для нас опасности.

Я облизал губы и вычистил клинок о жесткие черные волосы ононо.

Лобковиц осматривал труп, сохранившийся в относительной целости.

– Это были последние слуги Хаоса в этом мире, по крайней мере, до настоящего момента. Хотелось бы мне знать, не позовут ли они сюда своих родственников.- Он вздохнул, словно сочувствуя поверженному врагу.

– Все мы – игрушки Судьбы,- заговорил он.- Жизнь – это не план спасения или бегства, а дорога, которую мы вынуждены преодолевать.

Если мы и способны изменить свой жизненный путь, то лишь весьма незначительно.

– Вы пессимист?

– Порой даже самые незаметные перемены становятся решающими,- сказал Лобковиц.- Поверьте, граф Ульрик, меня можно назвать кем угодно, только не пессимистом. Ведь это я и мои единомышленники бросаем вызов самой основе существования мультивселенной.

– А именно?

– Многие полагают, что единственная сила, которая делает бытие реальным – это человеческое воображение.

– Значит, мы создаем сами себя?

– В мультивселенной встречаются и более удивительные парадоксы. Без них нет жизни.

– Вы не верите в Бога, сэр?

Лобковиц повернулся и посмотрел на меня. На его лице появилось странное, удовлетворенное выражение.

– Меня редко спрашивают об этом. Я верю, что если Господь существует, то он наделил нас способностью к творчеству и предоставил нас самим себе. Он не судит нас, не пытается управлять нами, но дал нам Равновесие – или, если хотите, идею Равновесия. Именно ему я служу, и тем самым служу Богу.

Я смутился. Я никогда не испытывал желания вторгаться в духовный мир других людей, но был воспитан в лютеранской вере, и, естественно, у меня, возникли некоторые вопросы. Судя по всему, Лобковиц исповедовал религию торжествующей умеренности, цели и законы которой были понятны и ясно определены.

Равновесие – источник справедливости и творческих способностей, совокупность которых люди и называют гармонией.

Однако о всякой гармонии пришлось забыть, как только ветер вновь начал обжигать наши лица. Он забрасывал нас дождем и мокрым снегом.

Мы почти ослепли и продрогли до костей, но продолжали шагать по горной тропе. Она петляла среди огромных скал и пробегала по узким гребням, по обе стороны которой сияли глубокие пропасти. Казалось, ветер напал на нас, когда мы были наиболее уязвимы.

Кое-где высоко над нами склоны гор начал покрывать снег. Я встревожился, понимая, что если начнется обильный снегопад, мы погибнем. Лобковиц всеми силами пытался успокоить меня, но было заметно, что он сам не верит своим словам.

– Будем надеяться,- сказал он и добавил, цитируя кого-то из англичан:- "Оставив страхи за спиной, с надеждой смотрим вдаль."- Только теперь я обратил внимание на то, что до сих пор мы говорили по-немецки.

Откуда-то издалека донесся едва слышный крик птицы. Лобковиц сразу встрепенулся.

Мы обогнули высокий гранитный столб. Нашим взглядам предстали горные вершины, каскадом спускавшиеся к озеру. Должно быть, у меня отвалилась челюсть. Я помню клубы пара, вырывавшиеся из моего рта. Я слышал, как бьется мое сердце. Неужели это темница, в которую заключена Оуна?

В центре озера я увидел остров. На нем стояла гигантская ступенчатая пирамида из металла, блестевшего отраженным светом.

От берега к острову вела прямая широкая дорога. Она сверкала, будто серебряная полоса на льду. Что это за сооружение? Оно казалась слишком большим для памятника или монумента.

Ветер швырнул мне в глаза жалящий снег. Когда мое зрение прояснилось, озеро и окрестные горы заволакивал клубящийся туман.

Лобковиц сиял улыбкой:

– Вы видели, граф Ульрик? Вы видели огромную крепость? Это город Древа!

– Я видел пирамиду. Из чистого золота. Кто ее построил? Майя?

Лобковиц рассмеялся.

– Так далеко на севере? Насколько мне известно, до сюда отваживаются забираться только пукавачи. То, что вы видели – это общинный Длинный дом какатанава, послуживший образцом для подражания доброму десятку племен. Граф Ульрик, благодарите своего Бога. В одно и то же время мы прошли многими окольными путями, хотя шансов на это было очень мало. По счастливой случайности и благодаря своему опыту мы нашли решение. Мы отыскали дороги, ведущие к нужному месту. Теперь нам остается надеяться, что они выведут нас туда в нужное время.

Лобковиц с широкой улыбкой посмотрел вверх, и в тот же миг на его плечо опустилась огромная птица. Это был ворон-альбинос. Я с любопытством смотрел на него.

Ворон явно был сам себе хозяин. Он прошелся по руке Лобковица, вновь устроился на его плече и воззрился на меня глазами-бусинами.

Глядя на Лобковица, можно было решить, что он почти утратил надежду на успех. Я рассмеялся и сказал, что недоволен своей судьбой. Он согласился, что в этой партии нам достались не лучшие карты.

– Но мы выжали из них все, что могли – в этом-то и секрет! Надеюсь, вы ощущаете разницу, дорогой граф?

Он поглаживал горделивую птицу, что-то ей бормоча, словно общаясь с любимым домашним животным, которое считал потерянным. Но я видел, что он буквально разрывается между желаниями приласкать ворона и бросить еще один взгляд на золотую пирамиду-город. Я понимал его чувства. Я тоже не мог решить, что мне интереснее рассматривать – нашего нового спутника или крепость. Однако из-за тумана видимость сократилась до нескольких шагов.

Уже стемнело, когда мы решили остановиться на маленькой поляне.

Кусты, росшие на горном склоне, послужили каркасом для нашего укрытия. Мы набросили на них большой плащ, забрались внутрь и с удовольствием развели крохотный костер. Уже давно нам не было так уютно. Даже ручной ворон Лобковица, устроившийся в ветвях, казался довольным. Я, разумеется, тут же попросил Лобковица поделиться со мной сведениями, которые он мог бы сообщить, не затрагивая наши дороги во времени.

Лобковиц извинился и сказал, что таких сведений очень немного. Он полагал, что основная часть пути уже пройдена. Он хмуро посмотрел на птицу, словно надеясь получить от нее совет, но ворон уже уснул на своем насесте.