Елена Кочешкова - Болтливые куклы

- А то! - Жун села на край каменной ограды и свесила ноги к воде. - Это тебе не клетке прыгать целыми днями.

- Да я и не прыгаю, - Хекки сильно задевало, когда сестра напоминала про его несвободу. - Я давно уже в город выхожу. Ну... чаще по вечерам.

- Ага, - хмыкнула Жун, - и в компании со своим дружком-павлином! Я видела.

И когда успела?

- Атэ Хон не павлин, - сердито ответил Хекки. - Он хороший. Мне с ним весело.

- Да уж... С такими всегда весело, - сестра достала из штанов горсть зеленых слив и принялась размашисто кидать их в воду. - Смотри потом не наплачься.

- Но... Почему?

- Потому. Павлин, он и есть павлин. Только собой любуется. А ты ему для пущей красоты нужен. Будь с ним поосторожней, братец.

Хекки даже не нашелся, что ответить. Никогда он не рассматривал свою дружбу с Атэ под таким углом. И этот угол не очень-то ему понравился.

- Ладно, демоны с ним. Я к тебе за другим пришла, - Жун бросила последнюю сливу и обернулась к брату. Она посмотрела на него своим единственным зеленым глазом так пристально и взросло, что Хекки стало не по себе. - Ты уходить не надумал?

Нельзя сказать, чтобы этот вопрос совсем застал его врасплох, но все же Хекки долго молчал, прежде чем ответить.

- Я боюсь, - сказал он, в конце концов. - Ты ведь знаешь, как сурово за это накажут, если поймают потом.

- Не поймают, - небрежно бросила Жун. - Я ведь тебе обещала, что не поймают.

- А почему тебе это так важно? - спросил Хекки, столь же пристально вглядевшись в лицо сестры, как прежде она сама смотрела на него. - Зачем?

Жун покачала босыми ногами над зеленоватой речной водой. Помолчала. Заправила непослушную, чуть вьющуюся прядь за ухо.

- Вдвоем ведь лучше, - сказала она, не глядя на брата.

Обратно в храм Хекки вернулся в полном смятении.

Той ночью он никуда уже не пошел, остался в своей комнате, несмотря на горячие убеждения Атэ Хона, что в одном из лучших домов Тары очень ждут талантливого юного танцора. Уходя, Атэ обозвал младшего друга болваном и сердито захлопнул раздвижную дверь.

Хекки долго смотрел на тонкую деревянную створку с окном, затянутым тканью, и вспоминал слова Жун.

В душе у него боролись силы, которым он не мог дать названия.

Маленькая одноглазая девочка с растрепанными на ветру волосами нарушила и без того хрупкий покой в его сердце.

Хекки хотел, очень хотел оставить храм, стать для нее верным добрым братом, защитником и другом... Но он до ужаса боялся обещанной кары. К тому же... уйти - означало навсегда забыть тех, кто стал ему дорог здесь, в театре. И если без Атэ или белого Зара Хекки смог бы прожить, то Шен значил для него действительно много. Признаваться себе в этом было трудно, но куда деваться? Ведь стоило только подумать о расставании, как в сердце начинала свербеть тихая настойчивая боль. Глухая, как от вчерашнего ушиба, она постепенно вытесняла все остальные мысли и чувства.

Прежде Хекки не особенно задумывался, что значит для него дружба с Шеном. Просто знал - этот человек дорог ему больше, чем все члены родной семьи, вместе взятые. Но при этом легко позволял себе и дерзости, и лукавство, и снисходительные насмешки в адрес друга, который никогда (кроме того раза с книгой) не умел по-настоящему сердиться или обижаться. Став актером, Хекки уже не так сильно нуждался в одобрении Шена и давно не просил его рассказывать волшебные истории. Но, как и прежде, приходил к нему со всеми своими радостями и печалями. Конечно, если был уверен, что старший друг не начнет читать ему морали или слишком уж огорчаться.

Он привык знать, что Шен всегда рядом.

Расстаться с ним? Оставить в прошлом?

Когда Хекки отчетливо и в красках представил себе это, он до крови закусил губу, чтобы не заплакать.

Нет... он не мог.

Шен был для него больше, чем просто друг.

Иногда в сознание Хекки закрадывались мыслишки о том, как было бы интересно увидеть его рядом с собой совсем без одежды... Но он гнал их, совершенно ясно понимая, что такого не случится никогда. Более того, он знал, что никогда не позволит себе даже мимолетно посмотреть на Шена тем особым взглядом, каким одаривал других мужчин. Нет! Ни за что... Хекки прекрасно знал, что его старший друг не создан для подобных отношений. Зато так можно навсегда лишиться его искренней любви старшего брата.

А ему эта любовь была нужна, как воздух.

Другой у него не было.

По крайней мере, до той поры, пока Жун не взяла его за руку на том каменном парапете и не вложила в нее маленький кораблик из цветной бумаги.

Она стала часто наведываться к нему. Всегда без предупреждения, всегда неожиданно, когда даже не предполагал, что увидит ее. Актерская труппа ее хозяина уже несколько месяцев как обосновалась в Таре, и Жун теперь могла заявиться под окно Хекки в любой момент.

Она всегда выбирала момент, когда Атэ Хон оказывался поодаль. Приносила с собой сладости или фрукты, иногда красивые безделицы для поднятия настроения или громкие хлопушки. Хекки едва удержал ее однажды от желания поджечь такую хлопушку прямо в храмовом саду. По части шалостей сестра даже ему могла дать приличную фору.

Сам он тоже всегда припасал для нее маленькие подарки. Красивый кулон с прозрачным камнем, печенье с добрым пожеланием внутри, необычную ракушку... А когда снова приблизилась зима - новые ботинки и теплый плащ. Этот Папаша Ло не особенно следил за тем, чтобы его люди не мерзли...

Жун больше не спрашивала его про побег.

Но Хекки не забывал про их разговор у реки.

Иногда, в те дни, когда жизнь казалась ему особенно глупой и лишенной смысла, он почти совсем решался на бегство. Но, как назло, именно в эти моменты Жун не находила времени заглянуть к своему братцу... А когда она снова появлялась, Хекки уже удавалось справиться с внезапной хандрой. И он снова и снова предпочитал оставить все, как есть.

А потом началась зима, и балаган Папаши Мо покинул город. До самой весны Хекки не видел сестру. Он скучал по ней, но старался не позволять себе лишних печалей. Хекки давно для себя решил, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на грусть-тоску. И потому, когда ему особенно сильно хотелось услышать чуть хрипловатый насмешливый голос Жун, он на всю ночь уходил из храма и вдохновенно предавался наслаждениям и порокам. Сладкий аромат табака, жаркие объятия и вкусная еда вытесняли прочь любые невеселые мысли.

Иногда ему ужасно хотелось позвать с собой Шена, который все еще не имел права выходить за пределы храма и едва ли представлял себе весь размах доступных человеку радостей. Хекки так хотел показать ему какие красивые дома могут быть открыты талантливым молодым актерам, какие интересные люди там встречаются, какие удивительные угощения подаются на этих полузакрытых встречах... Но всякий раз останавливался, стоило лишь пристальней вглядеться в лицо друга.