Андрей Завадский - Вечная Вдова

Стоило только закрыть глаза, и Альвен точно проваливался в полную непроглядного мрака бездну. Он бесконечно падал, видя перед собой ускользающий луч света, и почему-то знал, что должен настигнуть его любой ценой. А затем все мгновенно изменялось, и воин оказывался посреди родного селения, видя вокруг мертвые тела своих соплеменников. Он бродил меж домов, всюду натыкаясь на изуродованные, иссеченные клинками неведомых убийц тела. Наконец воин ступал через порог родного дома, и первым, что он видел, была его жена, качающая на руках долгожданного сына.

Оба они были мертвы, поскольку Алвьен видел покрыты запекшейся кровью следы ударов, перекрещивавшие грудь его Азиль, и также он видел кровь на головке младенца, которого она баюкала. Те, кто незваными явился на Скельде, дабы убивать, даже не касались оружия, просто вытащив младенца из его колыбельки и ударив об угол стола, после чего ушли прочь, не задержавшись здесь, как не задерживались нигде.

Альвен знал, что его жена и сын мертвы, поскольку видел их безжизненные тела, которые не успел даже предать земле, оставив это скорбное дело своим родичам, явившимся в селение со старейшинами других родов. Но во сне все всегда не так, как наяву, и вещи, невозможные в обычной жизни, кажутся вполне естественными в грезах. И потому Альвен не пугался, видя оживших мертвецов. Его сны только улыбался и тянул ручки к отцу, а Азиль, не отрываясь смотревшая на мужа, одни губами произносила единственное слово:

  - Отомсти!

Воин не знал, любила ли его эта девушка, что была вдвое моложе того, которого род сделал ее мужем. Азиль, уроженку племени, обитавшего далеко на юге, шесть лет назад привезли купцы, порой наведывавшиеся на Скельде. Альвен помнил, как ее вместе еще с полудюжиной рабынь, доставленных с побережья, согнали на берег, и скельды, возглавляемые старейшинами, обступили пленниц. А те, юные девушки, еще слишком молодые, чтобы стать матерями, затравленно смотрели на островитян. И лишь одна, та, которую ее родители некогда нарекли непривычным здесь именем Азиль, взирала на все происходящее с полнейшим безразличием, словно уже устав бояться. Она не думала более о собственной участи, и Альвен, один из тех, кому и предназначались рабыни, привезенные алчными торговцами из неведомых земель, встретившись взглядом со стоявшей чуть в стороне от прочих девушкой, увидел в ее глазах пустоту.

Позже, лаская ставшую его женой чужеземку на супружеском ложе, Альвен нежно касался пальцами, огрубевшими от рукояти меча и тугой тетивы рассекавших ее спину рубцов, следов кнута. В эти мгновения воин думал о том, каково это, стоять на помосте перед толпой зевак, обнаженной, слушая, как торговец, для которого люди давно уже стали не более, чем прибыльным товаром, расхваливает твои прелести, набивая цену. Стоять и дрожать, слыша стон воздуха, рассекаемого занесенным для удара бичом.

Воин никогда не спрашивал Азиль о ее прошлом, сперва просто потому, что рабыня, не сразу свыкшаяся хоть с каким-то подобием свободы, не знала языка, с трудом выговаривая лишь имя взявшего ее в свое жилище мужчины, а потом - чувствуя, что разговор этот будет неприятен ей, из покорной пленницы ставшей хозяйкой дома, пусть и в чужом краю.

Возможно, Азиль, дитя неведомого народа, не чувствовал того, что называется любовью, просто смирившись со своей участью, этого Альвен не знал. Да они и не думали о любви, сходясь с привозимыми из-за моря рабынями лишь ради продолжения рода, ради того, чтобы родившиеся от смешения их крови дети могли стать воинами лучшими, чем их отцы. Но сейчас, каждую ночь видя полные боли глаза, беззвучно шевелящиеся губы, скельд чувствовал только смертельную тоску, которую не передать словами. И никому, ни единому человеку, не дано было знать, что мучит неизменно спокойного, кажущегося абсолютно невозмутимым, воина.

Он не оставил попыток напасть на след убийц, хотя все меньше верил в успех. Мир, о котором Альвен прежде слышал только от чужеземных моряков, появлявшихся на берегах Скельде раз в полгода, а то и реже, оказался намного больше, чем можно было представить. И глупо было бы надеяться найти в этом мире нескольких человек, о которых воин не знал ничего.

И все равно Альвен не оставлял своих попыток, а потому всякий раз, когда обоз останавливался в каком-нибудь селении, он неизменно задавал жителям его один и тот же вопрос. И всякий раз ему неприветливо отвечали, что ничего не видели, ничего не знают, и что им нет ни до чего дела. Можно было смириться с неудачей, однако в очередной раз, оказавшись на переправе, воин вновь обратился все с тем же вопросом к старому паромщику, несмотря на годы, отличавшемуся остротой ума и твердой памятью.

  - Скажи, почтенный, - убедившись, что никого из попутчиков нет рядом, и никто не услышит лишнее, не предназначенной для чужих ушей, произнес вполголоса воин, отойдя в сторонку вместе с хозяином переправы. - Не припомнишь ли, появлялись здесь в последние дни люди, пришедшие с востока. Их могло быть не очень много, и они наверняка куда-то спешили.

  - С востока, говоришь? - прищурился паромщик, окинув скельда пристальным взглядом.

  - Да, верно, - терпеливо кивнул Альвен. - Всадники. Их не могло быть много, возможно, всего шесть или семь человек, - уточнил он. - Наверняка вооружены. Они могли ехать на запад или на юг.

  - Кажется, я припоминаю кое-кого, - протянул паромщик, хмуря брови от напряжения. - Небольшой отряд переправлялся здесь шесть дней тому назад. Пять воинов, вооружены до зубов, по виду - наверняка не из наших краев, скорее, из Келота. Лица свирепые, вспомнить страшно.

При этих словах мужика, явно бывалого и привычного ко многому, передернуло от нахлынувших неприятных воспоминаний. А Альвен, от волнения перестав даже дышать, едва сдержался, чтобы не схватить старика за грудки и вытрясти из него все слова, которые паромщик произносил, не спеша, словно наслаждаясь своей речью.

  - А главным у них был такой человечек, тщедушный, неприметный, серый какой-то, - с трудом подобрал подходящие слова собеседник скельда, мысленно вернувшийся почти на неделю назад. - Заморыш, одним словом. Смотришь на него, и не разберешь, откуда он родом, да сколько лет ему, хоть и видно, что не молод уже. Но на всех смотрел с таким презрением, будто он не меньше, чем король Альфиона. Помню, из рук котомку не выпускал, все прижимал к груди, и так зыркал, если кто на нее смотрел, что мороз до костей пробирал, - покачал головой паромщик. - А воины те, головорезы, каких мало, вокруг него все время держались, никого не подпускали, а сами за этим тщедушным ходили, как за дитем малым. Берегли, значит.

Тело воина охватила нервная дрожь. Альвен вдруг почувствовал себя охотничьим псом, учуявшим близкую добычу. Странник, чужеземец, пустившийся в отчаянную погоню, он сам едва ли верил, что сумеет отыскать убийц, истребивших весь его род в таком большом мире, но удача не оставила его. Чудом выживший во время безумной, в чем он признавался себе уже потом, попытки пересечь океан на рыбацкой лодке, скельд и теперь не мог объяснить происходящее иначе, как волей небес. Его враги оказались так близко, как воин и представить себе не мог.