Ричард Морган - Сталь остается

— Позволь судить об этом мне, — резко отозвался он.

Удивленный такой сменой тона, Рингил лишь вскинул бровь.

— Тебе виднее, мы же у тебя дома.

— Вообще-то не у меня. — Двенда оглянулся через плечо. — Но уже близко. И будет лучше, если командовать буду я.

— Ладно.

Рингил поднялся — к сожалению, куда с меньшим изяществом. Их разделяли считаные шаги, и он чувствовал запах. Ему доводилось попадать в подобные ситуации: в последнюю минуту новичка охватывает паника, он уже не уверен, чего именно хочет и хочет ли вообще. Тут нужны терпение и чуткость, понимание, когда лучше проявить упорство, а когда — отступить и подождать. Всем этим премудростям он научился от Грейса.

Рингил ждал.

Молчание затягивалось. Запах ощущался вполне отчетливо и казался знакомым, но выделить его составляющие не получалось.

— Где мы? — спросил наконец Рингил. — Под городом?

— В некотором смысле. — Пауза позволила двенде вернуть самообладание. Он отошел еще на пару шагов, на безопасное, как ему, наверно, представлялось, расстояние и повернулся. — Вот только этот Трилейн ты, думаю, не узнаешь. В твоем варианте пройдут миллионы лет, прежде чем из речных отложений сформируется камень, который ты сейчас видишь.

— А побыстрее туда вернуться нельзя? Есть же короткий путь? Вроде путешествия под землей, как это делают кириаты?

— Нет. — Губы двенды тронула легкая улыбка. — Черный народ — инженеры. Они во всем идут долгой дорогой. В общем-то, как и люди. Со временем вы станете почти такими же.

— Я знаю нескольких махаков, которые вряд ли этому обрадуются.

Двенда пожал плечами.

— Они до той поры не доживут. Ни как культура, ни как отдельные личности. Впрочем, вы тоже не доживете. Ни лига городов, ни империя.

— Ты говоришь об этом с таким превосходством. Это раздражает. — Рингил тоже улыбнулся. — Не обижайся, конечно.

— С какой стати? Да, с превосходством, но оно ведь заметно и невооруженным глазом.

— Значит, все верно. Все эти истории о тайном олдраинском знании. Вы — бессмертны?

Тот же жест.

— Пока — да.

Рингил рассмеялся. Не смог удержаться.

— Как тот лающий черный пес. Да разве такое можно знать?

Смех долетел до потолка, отразился разрозненным эхом, и оно ускакало в темноту. Двенда нахмурился.

— Черный пес?

— Неважно. Это я так, к слову. — Он попытался припомнить какие-нибудь детали тех долгих и по большей части пустых разговоров, что велись вечерами за столом у Шалака. Сыр да вино да приятная компания — воображение играло. — Значит, вот мы где. Это, должно быть, олдраинские болота. Место, о котором говорят, что здесь не чувствуешь уз времени. Обитель Вечности.

— Его называли и так. Но не только.

— И как же ты меня сюда доставил? Колдовством?

— Проще сказать, что я перенес тебя сюда. Когда мы призываем аспектный шторм, водоворот альтернатив захватывает все в пределах определенного радиуса. Поскольку ты был рядом, воронка подхватила и тебя.

— Ловко. А меня научишь такому фокусу?

— Нет. Вам нужно… пройти долгий путь эволюции, прежде чем такое станет возможным.

Рингил присмотрелся к замершей у стены фигуре. Теперь он видел, что это некое облачение вроде защитного костюма и что висит оно в воздухе совершенно непонятным образом. Он подошел поближе. Гладкий овальный шлем без каких-либо внешних украшений больше всего напоминал голову некоего морского животного, высунувшегося за глоточком воздуха.

— Твой?

— Да.

Рингил осторожно протянул руку, провел ладонью по штанине. Материал был гладкий, скользящий и прохладный и походил скорее на кожу, чем на металл. Носить его, наверно, было так же удобно. Забрало — он обнаружил его только теперь — представляло собой полоску черного, как и весь костюм, стекла, вставленного в шлем с такой точностью и аккуратностью, наблюдать которые ему доводилось только в изделиях кириатских инженеров. Рингил подержал штанину на ладони, отпустил, и она вернулась в прежнее положение.

— За мной ты пришел без этого.

— Не было времени надевать. — Тон сменился на ироничный. — Да и не понадобилось, как оказалось.

Ощущение было такое, словно чьи-то нежные пальцы коснулись затылка. В заполненной мраком пустоте звонко падали капли. Рингил обернулся — его спутник стоял рядом, на расстоянии вытянутой руки. На сей раз пламя внизу живота вспыхнуло моментально, загудело, рванулось вверх, лизнуло ребра.

— Тебе просто повезло, — пробормотал Рингил.

Двенда приблизился еще, словно проплыв по воздуху.

— Неужели?

Он ничего не мог с этим поделать — улыбка появилась на губах, растеклась, словно растаявшее масло, но не соскользнула, а заиграла. Дыхание углубилось, пульс горячим воском пополз по рукам, стек ниже, к животу, и еще ниже. Штаны стали вдруг тесными и едва сдерживали рвущийся наружу раскаленный железный прут. Двенда поднял руки, и Рингил задрожал от легчайшего прикосновения.

— Сколько сейчас времени? — спросил он, с трудом шевеля непослушными губами.

Вопрос пришел ниоткуда, в нем не было никакого смысла, и Рингил сам не смог бы объяснить, зачем спросил, — как тонущий, он просто барахтался, безотчетно сопротивляясь неизбежному.

Двенда сделал еще полшага, ступив в тень. В глазах плясал огонек свечи, а сила эрекции — Рингил ощутил ее бедром — не уступала его собственной.

— Здесь нет времени, — шепнул голос. — Здесь время — я. И другого тебе не надо.

Все повторилось. То же прохладное прикосновение ищущих губ. Горячее вторжение скользкого, напрягшегося языка. А потом мир накренился и рассыпался искрами, как подсвечник с горящей свечой, упавший среди блюд прерванного в темноте пира, среди яств, стынущих в ожидании любого, кто пожелает их вкусить.

Было сыро и холодно, но он этого не заметил — одежда вдруг исчезла, и горячие поцелуи двенды уже прокладывали путь вниз, вдоль шеи, через обнаженную грудь. Нетерпеливые пальцы стащили штаны, рванули подштанники, и двенда, опустившись на колени, охватил губами головку члена.

Дыхание перехватило от дохнувшего на него жара, по телу пробежала дрожь, но потом ритм фрикций установился, и Рингил схватил двенду за плечи, вцепился пальцами в волосы, вонзил ногти в кожу. Вырвавшийся из него долгий, натужный стон перекрыл хлюпкие, чмокающие звуки, издаваемые двендой. Прохладная пятерня приподняла, словно взвешивая, мошонку, затем отделившийся от нее длинный палец скользнул в щелку ануса. Неведомо как двенда ухитрился смочить палец то ли слюной, то ли чем-то еще, и Рингил почувствовал, как раскрывается навстречу умелому, осторожному вторжению.