Сергей Алексеев - Очаровательная блудница

— Мне тоже любопытно, что за люди на Карагаче живут. — Рассохин перехватил инициативу. — Расскажи-ка мне, что это за община на Гнилой поселилась? Раз ты все тут знаешь. Что за отроковицы такие?

Огнепальный помешал деревянной ложкой кипящий чай и добавил туда горсть мелких сухарей.

— Дак скажу… По нашему — беглые женки.

— Что они здесь делают?

— Прячутся, паря. Тоже тёркие, боязливые.

— От кого прячутся?

— Как тебе сказать?.. Они ведь от власти анчихристовой бесноватыми сделались. А ныне ей конец близится, власти-то, светопреставление грядет. А женки — они наперед чуют, вот и бегут, чтоб спастись.

Христофор достал черную от копоти алюминиевую кружку, налил туда чаю с сухарями и поставил студить.

— Ты откуда узнал о светопреставлении? — спросил Рассохин.

— Люди говорят… Бесноватые женки, они как птицы, чуткие. Думают, под кедрой пересидеть геенну огненну. А когда земля очистится, выйти и, Еве уподобившись, вновь людей наплодить.

— Кто же ими управляет? — спросил Рассохин.

— А ведьма, — просто определил огнепальный. — Змея подколодная.

— Слышал, они называют себя последователями твоего толка?

— Называться-то никто не претит…

— Сорокин у них бывает?

— Раньше часто бывал. Теперь глаз не кажет…

— Кто он такой?

Огнепальный поднял с земли кружку, подул на чай и отхлебнул.

— Ой, добро, паря… — ушел от ответа. — Силы дает! Посудинку дай, дак налью? Не побрезгуй… Выпьешь, и сразу хвост эдак распушается, ровно у глухаря на току…

А сам все косился в сторону спящей Лизы, причем как-то настороженно — Рассохин делал вид, будто не замечает его интереса.

— Нет, я уже пил чай…

— Это же не чай, паря, это взвар. Как раз для молодой жены! — и хохотнул с намеком. — Может, она будет?

Сказал нарочито громко, чтобы разбудить, и Лиза услышала — или не спала, поскольку скинула накомарник с лица, села и сказала:

— Здравствуйте.

Христофор глядел на нее секунды три, после чего вскочил, выплеснул свой взвар.

— Ой, беда! Чего сижу у вас? Меня ведь жена кличет!

Подхватил котомку, винтовку и, ни слова более не говоря, потрусил к обласу.

Котелок остался над костром.

— Эй, ты что? — вслед крикнул Стас. — Ты куда?

— Пора мне! — откликнулся хрипло и без оглядки. — Жена уж голосит!

На берегу брякнул прикладом о борт обласа, затем забурлила вода под веслом — как ошпаренный помчался.

— Что это с ним? — изумленно спросила Лиза.

Она сидела в спальнике, как в пакете, одна голова на воле.

— Кажется, тебя увидел и сбежал, — отозвался Рассохин.

Он вышел на берег — огнепальный гнал облас через залитую пойму к Карагачу, и греб так, что только весло сверкало.

— Кто он такой? — с интересом спросила Лиза, когда Рассохин вернулся к костру.

— Христофор, из огнепальных…

— Тот самый?! Который помогал выкрасть маму?

— Тот самый.

— Проснулась, вы разговариваете. — Она выпросталась из мешка. — Про бесноватых жен слышала, про антихристову власть… Это какую власть он имел в виду?

— Всякую…

— Зачем приезжал? Странно…

— Думаю, на тебя взглянуть хотел.

— На меня? Не может быть. Как он узнал, что я приехала?

— На Карагаче слухи летят быстрее мысли. Он хотел убедиться, ты ли это. И убедился.

— Смысл? Тоже украсть? Но это смешно!

— Думаю, письмо от мамы как-то с этим связано. Тебя зачем-то заманили сюда. Может случиться все что угодно.

— Это ты меня пугаешь, да?

Рассохин огляделся — вроде тихо. И все равно неспокойно.

— От меня ни на шаг.

— Ты серьезно? — Лиза рассмеялась. — Я не пойму. Неужели ты и впрямь считаешь, меня могут похитить?

— Могут.

— Сам говорил, сейчас мужчин воруют. Это тебя надо охранять! Подъезжаем к стране Амазонии…

— Твоя мама была такой же беспечной, — нахмурился Рассохин. — Почему Христя так поспешно бежал? Этому же есть причина!

— Да, кстати, а как он нас нашел? — опомнилась и удивилась она. — Я же выбрала место. С реки нас не видать, даже огня…

— Вот поэтому буду сопровождать тебя всюду!

Ей все еще было весело.

— И когда я пойду, пардон, по острой необходимости?

— По острой и тупой.

Лиза погрустнела.

— Ты у него не спросил, где теперь мама?

— Не успел…

Они собрали вещи, сложили в лодку и отчалили — на воде, в лодке с мотором, казалось надежнее, хотя не покидало чувство, будто с берегов кто-то наблюдает. Солнце поднялось уже высоко, когда проскочили далекий сосновый бор кержацкой златокузнечной мастерской на Зажирной Прорве. Это место было ключевым во всей экспедиции, поскольку кроме собственно поселения было еще несколько скитов, и все вокруг одного озера. Рассохин считал, что здесь бочки с книгами не закапывали, а топили в прорубях, поэтому Бурнашев вез вместе с прочим оборудованием два акваланга. Правда, дайвингом занимался только продвинутый бизнесмен Колюжный, и без него подходить к ним даже нельзя — таков был наказ.

Кривой залом еще был на плаву, в верховьях воды заметно прибавилось, и Рассохин сразу же узрел пробитый в прибрежном тальнике обход по пойме, которым пользовалась Матерая со свитой — больше тут никто не ездил. Пока огибали преграду по разливам, дважды намотали на винт прошлогодней травы и уже на выходе из поймы сорвали шпонку, наскочив на топляк. Каждый раз, когда Стас глушил мотор и устранял неполадки, вдруг наступившая тишина казалась напряженной, обманчивой. К тому же вспомнилось, что такое же чувство он испытывал и раньше, когда сплавлялся с Юркой Зауэрвайном на обласах. И были случаи, за ними и в самом деле кто-то наблюдал с берега: мелькнет что-то в кустах, похожее на одежду, или остановишься ночевать — кажется, будто зверь ходил ночью вокруг палатки, посмотришь, а на грязи не медвежьи лапы — след от бродней…

Может, штаб-ротмистр Сорокин и впрямь вплотную подобрался к Стовесту, однако взять не смог или не захотел, зная, что здесь ему самое надежное место, чем где-либо, особенно в эпоху революций — отлаженная и веками проверенная система хранения. И пробыла Книга Пророчеств на Карагаче вплоть до тридцатого года, пока не началось сселение.

А что, если в НКВД знали об этом и шли не сгонять старообрядцев в колхоз, а конкретно за Книгой Ветхих Царей? Пророческие предсказания могли вполне понадобиться и советской власти, партии большевиков, мировой революции. Они, как всякая молодая идеология, изучали всякий опыт человечества, дабы впоследствии вычленить удобные для себя моменты и применить на деле. На самом-то деле нет на земле ничего нового. Тогда выходит, толк погорельцев возник из молчунов, которые хранили Стовест. Вероятно, с расколом образ жизни их изменился, стали заводить семьи, грубо говоря, размножаться — и в результате сотворился целый толк, однако же сохранивший старую традицию — после сорока принимать обет молчания и уединяться в потаенных скитах. Скорее всего, они повязаны некой клятвой перед своими предками — во что бы то ни стало спасти книгу, и самое главное — умение по ней предсказывать. Почему они не оказали сопротивления, когда карательный отряд шел по Карагачу? Почему в сети НКВД попали старики, женщины и дети? Где в это время были мужики? На промысле? Но ведь не в соседней же области, где-то неподалеку от своих поселений, а проверено: молодой кержак на лыжах за сутки может пробежать сто семьдесят километров. Молва же у них неким чудесным образом распространяется еще скорее…