Ольга Денисова - Черный цветок

— А это что? — он ткнул пальцем в широкое открытое пространство.

— Это? — Полоз хмыкнул, — это невольничий рынок.

— Как это?

— Здесь продают невольников. Рабов.

— Кого? — Есеня, конечно слышал о невольниках, но почему-то считал, что это выдумки. Если такое где-то и есть, то очень далеко, за морями.

— Рабов. Видишь ли, в Урдии за деньги не продают знания, но зато продают людей. Хороший раб стоит примерно три-четыре золотых, рабыня — один-два.

— Это как лошадь, что ли? — лицо Есени вытянулось, и он пытался осознать, зачем это потребовалось жителям Урдии.

— Ну, породистая лошадь и пятьдесят золотых может стоить… — усмехнулся Полоз, — но в общем, примерно так и есть.

— Полоз, а зачем? Какой в этом прок? Лошадь — понятно, она телеги возит, пашет. А человек-то зачем?

— Ты в мастерской работал? Вот и представь — если ты работаешь, а тебя только кормят за это, и ничего не платят. Здесь каждый ремесленник имеет двух-трех рабов, а иногда и рабыню — для работы по дому.

— А жена тогда на что? Если рабыня по дому?

— Жена — чтобы наряжаться, воспитывать детей и командовать рабыней, — Полоз улыбнулся и указал на восток, на высокие белокаменные дворцы и башни, — а вот в тех домах рабов держат до сотни и больше. Даже у мудрецов есть рабы. На постоялом дворе, где мы живем, работает шестеро невольников. Во всяком случае, я насчитал шестерых. Готовят, убирают, ходят на рынок, разносят вино и еду.

— Полоз, но почему они не убегают? Зачем они соглашаются?

— На лбу у раба выжжено клеймо, и где бы он ни появился, всем будет ясно, что он — раб.

— Но у нас бы никто не догадался! И в Кобруче тоже!

— Видишь ли, я знал несколько случаев, когда раб бежал в Кобруч, а потом возвращался к хозяину. К зиме, как правило. В Кобруче люди живут немногим лучше рабов, а то и хуже. А у нас… Среди вольных людей есть пара беглых невольников, но это исключение, а не правило. У хозяина раб сыт, одет, обут, у него есть теплый кров. А то, что его могут в любую минуту наказать, как собаку или лошадь, так в мастерских ведь то же самое, на своей спине знаешь. Так что бегут единицы, те, кому совсем невмоготу такая жизнь. Кому свобода дороже миски с кашей.

Дома мудрецов утопали в маленьких, ухоженных садиках. И хотя черные ветви яблонь и вишен на фоне серого подтаявшего снега нагоняли уныние, Есеня с легкостью представлял, как уютно летом в белых ажурных беседках, и как над дорожками сплетается зелень ветвей, и как цветут эти садики, далеко распространяя сладкий запах и роняя на траву бело-розовые лепестки.

— Полоз, мудрецы — такие богачи? — спросил он, заглядывая за красивую резную ограду одного из садиков.

— Нет, едва ли богаче твоего отца.

— А откуда такая роскошь?

— Видишь ли, в Урде земля стоит намного дешевле, чем в Олехове. Олехов весь помещается за крепостной стеной, и там особо не развернешься. В Урде же строй — не хочу. Ближе к порту, или вдоль реки, конечно, так просто дом не купишь, а тут — пожалуйста.

Они свернули на широкую улицу, поднимающуюся вверх, и вскоре вышли к одному из садов, может быть, чуть большему, чем остальные.

— Вот тут живет мой учитель, его зовут Остромир, — Полоз толкнул калитку и пропустил Есеню вперед, — пойдем к дому, сейчас у него должны сидеть ученики.

Дом мудреца Остромира, как и большинство домов Урда, был сложен из камня, и выбелен известью. Есеню это удивляло: урдийские дома напоминали ему кухонные печи. И крыши у них не поднимались круто вверх, чтобы зимой сползал снег, а наоборот, оказались плоскими, сделанными из смеси глины с соломой и покрыты дерном. Наверное, летом на них росла трава.

— Когда становилось тепло, мы занимались в беседке, — Полоз показал на нее рукой, — а зимой теснились в комнате.

Мудреца Остромира дома не было. Но многочисленные ученики — ребята чуть постарше Есени — сказали, что он вернется через два дня. И насчет «теснились» Полоз сильно преувеличил: комната, в которой они собирались, показалась Есене огромным залом, по трем сторонам которого в три яруса выстраивались широкие высокие ступени, на которых ученики и сидели. На четвертой стене, напротив окна, висела аспидная доска — Есеня учился писать именно на такой, только маленькой; впрочем, маленькие доски имелись у каждого ученика.

Ему было интересно, зачем они собрались здесь, когда их учитель отсутствовал, но спросить он не решился. Полоз поговорил с ребятами, и лицо его стало задумчивым и немного печальным, словно он тосковал о том времени, когда сам сидел на этих ступенях с грифельной доской на коленках.

Балуй. На берегу

Каждый вечер, в преддверии ранних сумерек, Есеня тащил Полоза посмотреть на море: шторм не утихал, ветер все так же выл и рвал с головы шапки, волны с грохотом разбивались о берег, и Есеня мог смотреть на это без конца. Если бы Полоз не волок его за руку обратно в город, он мог бы торчать на берегу всю ночь. Они всегда уходили за мыс — что толку любоваться морем сквозь лес мачт столпившихся в порту кораблей? Да и волны в бухте были ниже.

Их третий день в Урде ничем не отличался от остальных — они успели обойти весь город, и даже побывали за крепостной стеной, но Остромир еще не вернулся. Сегодня они отошли от города чуть дальше, за поворот скалистого берега, и Есеня, к своему восторгу, увидел на песке развалины старого корабля. Однако Полоз запретил ему лазить внутрь — прогнившие доски могли проломиться в любую минуту. И вообще, пустынным этот берег не был — кроме корабля, вдалеке стоял полуразвалившийся каркас какого-то деревянного сооружения и несколько сарайчиков вокруг него.

— Здесь когда-то был маяк, — пояснил Полоз и показал наверх — там действительно угадывались остатки разрушенной каменной башни, — тут лежит гряда рифов. Но сейчас башню построили в порту, и на ее вершине зажигают огонь, так что издали видно, куда нужно плыть.

Есеня посмотрел в море — волны здесь катились не так, как за поворотом — они пенились и вставали на дыбы, не достигнув берега.

— Пойдем назад. Холодно, — Полоз зябко повел плечами.

Есеня выторговал еще несколько минут на осмотр корабля, но он и сам продрог до костей на промозглом ветру, поэтому повернул к городу с видимым удовольствием. Они дошли до поворота, когда им навстречу из-за черной, нависшей над морем скалы, вышли четверо здоровых бородатых и вооруженных цепами парней. Намерения их, вообще-то, сомнений не вызывали, но Полоз, слегка отодвинув Есеню назад, показал рукой какой-то непонятный условный знак.

— Отдай золото и серебро, и останешься цел, — ответил на это тот, что стоял немного впереди.