Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – властелин трех замков

Со стороны поля показался свет. Он нарастал, будто некто скачет к нам, держа в руках факел… Нет, свет слишком белый, это не факел, а звери, словно почуяв неладное, завыли громче, кто-то бросался на копошащиеся фигуры с новой яростью, спеша добить врага, другие же поджимали хвосты и вскидывали морды к темному небу.

Свет стал ярче, я услышал топот копыт. На поляну ворвался скачущий на муле человек в темной монашеской робе, во вскинутой руке сыпет огнем толстая книга.

Звери завыли, попятились, но мало кто успел выскользнуть из нового круга света, а остальные на моих глазах припадали к земле, расплывались темными лужами и начинали впитываться в землю. С мула слез священник, сказал громко:

– Ad gloriam!

– Да, – прохрипел я с чувством, – во славу… Лаудетор Езус Кристос! Патер, как вы вовремя…

– Audaces fortuna juvat, – ответил он, что значит «смелым и судьба помогает», склонился над ближайшей распростертой фигурой, это оказался Клотар, а я торопливо возложил руки на Альдера. Голова закружилась, я ощутил тошноту и слабость. Пошатываясь, поднялся и двинулся к Ревелю. Священник вскинул голову и сказал деловито:

– Паладин?.. Не нужно, вам силы пригодятся.

– Но он ранен, – прохрипел я.

– Сейчас я его осмотрю, – ответил он и, подняв голову, оглядел побоище. – Вы правильно поспешили к самому раненному, остальные уже вне опасности. – Он возложил руки на Ревеля, даже я с пяти метров увидел, как бледное, залитое кровью лицо сразу порозовело, кровь засохла и осыпалась коричневой пылью.

Он перешел к Кадфаэлю, дивный радостный свет охватил всю поляну. Я видел все-все до мельчайших подробностей, мог разглядеть узор на крыльях ночной бабочки, что сидит от меня на краю видимости на ветке дерева. Постанывая, Кадфаэль, Альдер, Ревель приподнимались, принимали сидячее положение, а Клотар ухитрился встать и осматривался ошалело.

Я осмотрел Бобика, цел, но весь в чужой крови. Пес лизнул меня в щеку и тут же побежал валяться в траве, очищая шерсть. Увидев незнакомца в монашеской рясе, Клотар вскрикнул:

– Святой отец! Это вы их… в кучу дерьма?

Священник сказал строго:

– Сын мой, не богохульствуй.

– Но как вы вовремя!

– Мне было видение, – ответил монах кратко. – Я поспешил оставить постоялый двор и поспешить в ночь.

Альдер с сочувствием покачал головой.

– Да, это подвиг… С мягкой постели, от лакомых служанок, отказавшись от завтрака…

Он осекся, ощутив, что такие шуточки сейчас чересчур, развел руками и присел возле Ревеля. Тот смотрел по сторонам непонимающе. Потом поймал взглядом меня.

– Ваша милость?.. Мы отбились?

Я указал на священника:

– Только благодаря святому отцу. Простите, падре, мы вам обязаны жизнью. И, возможно, душами, я чувствовал, как эти твари стараются завладеть мною целиком…

Он со вздохом убрал руки от Ревеля. Взгляд его был ясен, хотя лицо оставалось изможденным, худым до крайности.

– Да, – ответил он ровным голосом. – Во взглядах на этих тварей пока что нет единства, но большинство отцов Церкви полагают, что это не просто звери. Они созданы дьяволом, что доказывает, как они… исчезли.

Клотар кивнул.

– Да, простые волки попросту бы убежали. На них святость не действует. Спасибо вам, отче!

Он покачал головой:

– Благодарите Господа. Ничто не делается вне Его воли. Я побуду с вами до утра. А потом я отправлюсь дальше, а вы – по своим делам.

Ревель нерешительно поворошил угли в костре, оглянулся в сторону вьючных мешков.

– Это надо отпраздновать! Да и поесть после такого не мешало бы. Как вы насчет глотка вина, отче?

Я не успел вмешаться, священник покачал головой, ничуть не гневаясь на неразумное дитятко.

– Ложитесь спать. Все. Я сам побуду на страже.

– Но… – засомневался я. – Вы скакали всю ночь.

– Господь дает мне силы, – ответил он просто. – А вам завтра они понадобятся все без остатка.

Глаза его смотрели прямо и строго. Я ощутил невольный трепет, это в самом деле человек, который видит намного дальше, к тому же зрит лучше, помялся и сказал с чувством вины:

– Если только… это не особенно вас напрягает… Ну, вы понимаете…

Он не усмехнулся, как я ожидал, ответил кротко:

– Так угодно Господу. Отдыхайте.

Я развел руками.

– Не буду настаивать, отче… хотя очень хочется. Я привык сам определять, кому что делать, но так, оказывается, приятно, когда кто-то берет на себя ответственность!

Он лишь наклонил голову, соглашаясь. Ревель проверил лошадей, к нашему удивлению их не тронули. Еще одно доказательство, что нападали не простые звери, а твари Нечистого, направляемые единой волей.

Без споров и протестов мы все улеглись вокруг костра, что горит ровно и жарко, белый плазменный свет чуть померк, но по-прежнему охватывал огромную площадь. Кадфаэль захрапел первым, я попытался прощупать мыслью таинственного священника, но глаза от усталости слипались, я провалился в дрему сразу же после того, как услышал дружный храп моих соратников.

Я еще слышал храп, но уже ощутил близкую опасность, поднял веки и застыл в ужасе. В двух шагах от моего лица огромная жилистая лапа не то гигантского пресмыкающегося, не то исполинской птицы. Ухватилась за край каменного уступа, сухие мышцы напряжены, чешуйки потемнели от зноя и ветров, пальцы держат крепко, цепко.

Стараясь не дышать, я медленно протянул руку к поясу, отцепил молот. Колени трясутся, во рту пересохло, язык царапает нёбо. С трудом поднялся на ватных ногах, сделал шаг в сторону, чтобы увидеть обладателя перевитой сухожилиями длинной лапы и сразу же метнуть в голову или в торс, куда получится.

Пальцы едва не разжались, я всхлипнул от пережитого страха. По ту сторону одинокой скалы прежний, прокаленный ветрами и зноем дуб, ветви все так же раскинуты в стороны, ствол в наплывах и наростах, корни вспучиваются на поверхность, одни добывают пищу, другие цепляются за все, что может служить опорой.

Вроде бы и недолго спал, но успела выпасть густая роса, я вздрагивал от сырости. Протер глаза, туман рассеялся, воздух чист и прозрачен настолько, что могу различить бегающих по самому дальнему камню муравьев, но самое удивительное… всего в сотне шагов высится каменная башня! Я вытаращил глаза, вечером никакой башни не было, не мираж ли, сердце забилось чаще, ощутил сразу, что башня обитаема, слишком жилой вид, камни как новенькие, даже виноградные плети, что поднимаются почти до середины, цепляясь за выступы, совсем молоденькие, свежие…

Ревель, что вызвался бдить на рассвете, спит стоя, опершись на копье. Время от времени вздрагивает, просыпаясь, но тяжелый сон не отпускает, голова снова клонится, а тело слегка обвисает, тут же вздрагивает… но от сна освободиться не удается.