Юлиана Суренова - Дорогой сновидений

— Извини, что пришлось потревожить твой покой.

— О чем ты говоришь! Ты столько сделал для меня, и…

— Прости, но у нас нет времени на все эти слова… Кигаль сказала, какой помощи мы ждем от тебя?

— Да, я должна быть возле спящих и когда те станут просыпаться — постараться удержать их в мире живых.

Колдун кивнул, а затем повернулся к торговцам, обвел их взглядом. И караванщикам показалось, что он чего-то от них ждет. Ответа на какой-то не заданный вопрос. Или, может быть, решения…

— Господин, — переглянувшись со своими спутниками, видя, что те не в силах произнести решающих слов, несмотря на то, что у многих они уже лежали на устах, заговорил хозяин каравана. — Нас ведь впереди ждет выбор? Этот выбор… — он понимал, чувствовал, что должен сказать совсем иное, но ничего не мог с собой поделать. — Сделай его за нас! Мы всецело доверяем Твоей мудрости, и…

Колдун нахмурился, не скрывая разочарования.

— Разве по законам пустыни караванщики не решают свою судьбу сами? — проговорил он. — Или вы рабы, для которых все определяют другие?

Рабы? Ужас вспыхнул в глазах Лигрена. Нет, конечно нет! Чтобы вольный человек отдал свою свободу! Тем более недавний раб, которому пришлось через столько пройти, чтобы заслужить второй шанс! Но… Закусив нижнюю губу, бывший жрец задумался. Разве не все смертные всецело зависят от воли богов, тем самым пусть не по названию, но по сути являясь Их рабами? Да, это больно и неприятно, осознавая себя личностью, не грязью под ногами, понимать, что принадлежишь подобному тебе. Но боги иные. И Им принадлежать не стыдно.

— Если господин пожелает… — лекарь готов был вновь и вновь повторять эту фразу, прячась за ней, словно под куполом шатра.

Несколько мгновений висела напряженная тишина. Шамаш молчал и в этом его молчании была и задумчивость, и сомнение и желание сделать передышку перед последним броском. Вместо него заговорила Кигаль:

— Вы так и не научились понимать его, смертные, — хмуро глядя на караванщиков, проговорила она. — Несмотря на то, что были его спутниками год. Для вашей жизни это — целая вечность. Я многое могла бы объяснить вам, что облегчило бы и ваш путь, и его. Однако, — она с сожалением качнула головой, — сейчас у нас нет на это времени. Может, в другой раз. А пока лучше молчите, если не знаете, что сказать… Шамаш? — Кигаль повернулась к брату.

Колдун лишь кивнул. В конце концов, она была богиней этого мира, а он — чужаком, который к тому же не видел иного пути к спасению.

— Путь в мир сна открыт, — повернувшись к смертным, твердым решительным голосом заговорила богиня смерти. — Нескольким из вас нужно отправиться туда, вернуть спящим память об истинной земле, помочь сделать правильный выбор и вернуться назад. Живыми, если нам удастся восстановить нити, связывающие воедино их души и тела…

Это был шанс! Глаза караванщиков загорелись огнем решимости, жажды действий.

— Что мы должны сделать?

— Вы — ждать, — она вновь была прежней повелительницей смерти, говорившей с тенью нетерпения и неудовольствия тем, что ее перебивали, однако же, все же снисходившей до ответа, понимая, что без этого не обойтись. — Действовать будут они, — богиня повернулась к Сати и Ри, пронзив их холодным взглядом, — если, конечно, вы готовы рискнуть своими жизнями ради тех, кто спит.

— Да! — не колеблясь ни мгновения, в один голос ответили Ри и Сати. Эта решимость, жажда совершить Поступок во имя великой богини, пересилила даже страх перед Нею.

— Тогда… Мое прикосновение заставит вас заснуть. Вы окажетесь в том сне, в который попали малыши. Все, что вам нужно — убедить их проснуться. Это не сложно. Итак…

— Госпожа… — когда богиня уже готова была коснуться караванщиком слабым дыханием своей силы, ее остановил Атен. — Там ведь моя дочь. Это мой долг, мое право рисковать ради нее. И… Она любит меня, верит мне… Она меня послушает, я уверен, — не смея взглянуть на повелительницу смерти, он оглянулся на брата.

— Да, госпожа, — видя, чувствуя, что тому необходима поддержка, проговорил Евсей, — позволь нам идти… Ри с Сати… Они, конечно, достойны. Но они так молоды, что могут не найти тех слов, которые помогут, убедят…

— А еще моя дочь недолюбливает Асанти…

— К тому же, она понадобится здесь. Ведь у девочки дар целительницы, и… — летописец замолчал, ожидая, когда Шамаш произнесет решение, которое, казалось, уже было предопределено.

Но бог солнца молчал. Вместо него вновь заговорила Кигаль, которая, казалось, даже не заметила, что смертные не просто прервали ее, остановив в тот момент, когда она должна была перейти от слов к действиям, но осмелились с ней спорить, сомневаясь в правильности принимаемых ею решений:

— Все это не имеет ровным счетом никакого значения. Важно другое — чтобы все произошло именно так… — затем Кигаль взмахом руки подозвала к себе призраков. — Сейчас, когда вы знаете, что происходит и какова цена поражения, я спрашиваю вас: вы готовы помочь?

— Да, госпожа! — без колебания ответили тени, склонились перед своей повелительницей в низком поклоне. — Приказывай, мы все исполним!

— Нужен проводник, который указал бы странникам по просторам сна нужные врата. Один из вас однажды в своей жизни уже проходил через них…

— Я укажу путь, госпожа! Я буду рядом с ними…

— Ты должен будешь лишь довести их, — она качнул головой в сторону Ри и Сати, — до врат. Это все, что от тебя требуется. Не переступай черты. Дождись странников и помоги вернуться назад тем, кого они выведут из края Лаля.

— Да, госпожа.

Затем Кигаль повернулась к молодым караванщикам, которым предстояло ступить на тропу мира сна.

— Когда человек засыпает, он забывает о мире яви, — проговорила она тем вкрадчивым голосом, который проникал в саму душу, заставляя ее внимать словам и запоминать их навеки. — Но память уходит не навсегда. Она может вернуться. Для этого нужно, чтобы во сне зажегся огнем, указующим путь, некий образ. Призрак — вот ваш знак. Он отправится за вами в край сна, он найдет вас и, явившись, напомнит о том, что вам предстоит совершить… Важно, чтобы все случилось именно так, а не иначе, ведь изменение может стать брешью в ткани пространства… — видя, что сон начал одолевать молодых караванщиков, она жестом велела Атену и Евсею поднять их. — Перенесите их к другим спящим. Пусть все они будут рядом…

— Это жестоко! — спустя несколько мгновений безликой тишины сорвалось с губ богини врачевания.

— Жестокий мир, жестокое время, — вздохнув, качнула головой подошедшая к ней Гештинанна. Хранительница памяти, она давно смирилась с тем, что история пишется кровью несчастных по бумаге бед.