Андрей Попов - Кукольный загробный мир

Вот он встретил богато украшенный саркофаг. Наверняка в нем находилось тело какого-нибудь правителя: шитые золотом да серебром одежды, красивые перстни. Он почему-то лежал с широко открытыми глазами. Кто знает, может, при жизни боялся темноты? Или хоронившие его слуги решили, что так их правитель сможет наблюдать за ними и после своего ухода?

В следующем зале оказался еще один аристократ, но тот уже сидел на троне — почти как живой. Алхимик впервые на него глянув, невольно вздрогнул. Мертвые руки обнимали скипетр, голова была чуть наклонена, ее венчала сияющая бриллиантами тиара. Этот грозный повелитель словно присматривал за лежащими в гробах остальными куклами, не позволяя им своевольничать. Да… в царстве смерти, оказывается, тоже имелись свои социальные различия.

Уютно тут.

Спокойно.

И по-своему прекрасно!

С этими мыслями Гимземин направился к выходу…

{Статус повествования: ГЛАВА ЧЕТНАЯ}

Благо, люстра поднималась и опускалась с помощью незатейливого механизма. Миревич быстро починил перегоревший контакт да вновь закрепил театральное светило под потолком. Вспыхнувшая галактика огоньков озарила все вокруг. Даже пустующие кресла ожили и теснились друг к другу уже не так пугливо как раньше. Артем, озираясь, вернулся в подсобные помещения.

— Вы боитесь темноты? — обратился он к куклам.

Молчание. Деревянные мальчики и девочки сидели по разным полкам, отвернув от него головы и полностью погруженные в свои думы. Он вдруг резкими движениями задернул штору, впуская в комнату черные лучи сумрака. Все погасло, очертания кукол почти сливались с тьмой. Сейчас они походили на серые миражи его личного воображариума, а некоторые так и вовсе исчезли. Но он знал, что все они здесь: спрятались за невидимые ширмы искусственной ночи.

— А так? Боитесь? Чего молчите?

Пару раз споткнувшись о полное небытие, Миревич нащупал пальцами включатель. Электрический свет вновь ударил в глаза. Лампочка показалась фантастическим порталом, мгновенно переносящим человека из некой мрачной бездны в обыденную реальность. Щелчок вверх — и ты в комнате, щелчок вниз — и ты за горизонтом событий какой-нибудь космической черной дыры в триллионах километрах отсюда. Щелчок верх — снова комната. Забавно.

— А хотите, потанцуем? — неожиданно весело спросил Артем. Разговаривать со своими немногословными подопечными для него было обычным делом. Ну… если только он находился один, при людях же стеснялся своей странной привычки. Конечно, есть многие, кто разговаривает с собаками, с кошками, даже с домашним скотом, но с неодушевленными предметами… это уже перебор.

Он включил старинный магнитофон «Романтик» с огромными бобинами, его лента поползла по магнитной головке, скрипя об нее и рождая чудесную мелодию. Какой-то древний вальс, возможно — еще довоенный. Нежная музыка пьянила душу, а огромные бобины-мельницы вращались, перемалывая ее звуки.

— Я вас ангажирую! — галантно произнес Артем и поклонился одной из кукол. Его избранница была пластмассовой расы с розоватым оттенком тела, в коралловом платьице и огромным гофрированным бантом, перевязывающим волнистые пряди волос. Ее правая рука торчала строго вверх, точно пытаясь коснуться бесконечно далекого потолка. — Вы ведь мне не откажите?

Артем приблизил куклу к груди, нежно обхватив одной рукой за талию, другой сжав ее крохотную ладонь. Они вместе закружились неспешным танцем. Музыка, этот нотный контраст тишины и звука, сопровождала их обоюдное безумие. Стеклянный взор куклы был постоянно направлен куда-то за его плечо, губы вечно сомкнуты, белый бант выглядел наваждением из прекрасного райского сна. Потом они протанцевали в зрительный зал и там еще долго кружили меж пустующих кресел с невидимыми зрителями. Магнитофон из подсобки здесь звучал тихо, но фантазия дорисовывала чуть слышную мелодию, усиливая в голове все ее звуки. Люстра в тысячу огней теперь казалась мерцанием счастливого элизиума, куда воспарял дух человека, а также дух взволнованной куклы…

Потом Миревич покинул театр, закрыл свои грезы на замок и нехотя окунулся в рутинный пейзаж заснеженного города…

Трехэтажное здание школы шумело как пчелиный улей. Стекла его окон поочередно сверкали, когда отраженное солнце медленно переплывало из одного в другое. Солнце, словно агентов, посылало на землю миллионы собственных отражений, проповедуя культ небесного огня по всему миру. Стас шел на занятия и ничего этого не видел, его взгляд задумчиво шарил по снежному настилу. Сегодня скорее всего его будут спрашивать по географии, а в голове — полнейшая каша из несваренных мыслей. Когда он уже выходил из раздевалки, кто-то подергал его за рукав:

— Эй, Светка Лепнина твоя сестра? — спросил долговязый парень из седьмого «в».

— Ну да, двоюродная.

— Иди, разберись, она ревет все утро.

Стас, насколько мог, вежливо выругался и проследовал в аудиторию к семиклашкам. Сейчас все они казались недоразвитой шпаной, а вот когда он сам только-только переступил порог школы, дембельнувшись из детского сада, представители седьмых классов выглядели не иначе как почтенными стариками. Светка сидела за партой и вытирала красные глаза, остальные настороженно наблюдали за этой сценой.

— Чего случилось? Обидел кто?

— Не-е-ет! — она в голос расплакалась и достала из ранца распечатанный конверт с каким-то письмом.

Литарский посмотрел обратный адрес и слегка обомлел. Отправителем значилась Лепнина Маргарита Павловна, мать Светки, которая умерла два года назад от инфаркта. Он даже не стал читать, злобно сжал конверт в кулаке и прошипел:

— Узнаю, чьи это проделки, задушу! — да громко, чтоб все слышали. Обычно добродушный Стас сейчас совсем не походил на себя.

Светку эта угроза ободрила, она гордо расправила плечи, вытерла лицо, добавив:

— Правильно!

В целом же, учебный день, как и другие серые дни, ничем особым не выделялся. На уроках труда Пимыча потянуло на изощренную романтику, и он заставил девятые классы изготавливать новые вешалки для гардероба, выпиливая их лобзиками по металлу. Это было одно из скучнейших занятий во всей Солнечной системе. После шестого урока Алексей уже собрался до дому, как к нему подошел Марианов Олег. Было видно: он хочет о чем-то сказать, но то ли стесняется, то ли не знает как начать. Вообще, ситуация немного парадоксальная: ведь когда-то они являлись друзьями не разлей вода — примерно до пятого класса включительно. Тогда Марианов был еще не таким толстым, а Парадов не таким заносчивым. Вместе ходили в школу да играли в популярные по тем временам пластилиновые войны, никто особо не выделялся, даже мечтали оба в мореходное училище поступать. Но увы! Время меняет людские ориентиры так, что они сами себя порой не узнают. С годами Олег стал сильно толстеть, замыкаясь в вынужденном одиночестве и превращаясь в неуклюжего пончика. Отсюда пошли дразнилки, подтрунивания, иногда и жесткие насмешки. Горыныч на очередном уроке физкультуры изредка выдавал команду: «так, класс, еще пару кругов по спортзалу за Марианова, он у нас готовится стать начальником, а им бегать не по статусу!» И, хоть говорил он это не со зла, вроде как с безобидной иронией, все равно, для учителя звучало слишком цинично. Алексей же понимал, что такой друг под боком плохо влияет на его имидж, и их пути постепенно разошлись. Не было, впрочем, ни ссоры, ни официального разрыва отношений, они и сейчас иногда общались. Но все это уже не то, не то…