Мария Крайнова - Фениксова песнь (СИ)

- Так, выходит... ты все это время... знал?

- Да, - покаялся призрак. - Я чувствую смерть. Подумал, знаешь ли, что если не могу ее предотвратить, то могу помочь... ну, повернуть вспять.

- Ясно, - согласился я. - Ты гений, Град. Спасибо.

- Всегда пожалуйста. Удачи тебе. Я отвлеку Тинхарта, а ты, главное, из храма выйди - хватит с него энергетических всплесков. До встречи, Хастрайн.

- Прощай, дружище.

Призрак махнул рукой и грациозно уплыл за деревья. Я выждал несколько минут, прежде чем пойти за ним следом. Серебряный лес вел себя как положено, не хватало только далекого воя. Наверное, мы здорово нарушили здешнюю природу вещей, угробив химер.

В голове крутились какие-то странные мысли. Не то, чтобы меня это напрягало - они по жизни были не очень, - но что-то в них не давало мне покоя, заставляя раз за разом вспоминать Темного Властелина. Причем беспокоил меня не сам его образ, так меня разочаровавший, а звучание имени. Алетариэль. Halle-Tarihell. А-ле-та-ри-эль... ри-эль... Точно!

"А кем были твои коллеги? - тем врененем поинтересовался Шейн.

- Трое людей и светлый эльф. Насколько я знаю, его имя - Риэль."

Вполне разумно сократить свое полное имя для того, чтобы поучаствовать в таком сомнительном деле, как создание философского камня. Получается, Аэлэль был знаком с непобедимым северным королем еще тогда, когда он и королем-то не был? Или Алетариэль просто оставался инкогнито, питая к общему делу такой же интерес, как сейчас - к повелителям ветров?

Кто их знает, этих эльфов, мрачно подумал я. Они ведь бессмертны, если не вспоминать о каленой стали и отравленных стрелах. Магия светлого эльфа, понять суть которой у меня не получилось - она не основывалась на стихиях, не была природной, не привязывалась к единому источнику, - вполне могла защищать его от всех невзгод. Если уж он так легко сражался с высшим демоном...

Очень скучно, наверное, так долго жить. Может, будь я на месте Алетариэля, тоже наблюдал бы за ходом истории - дома-то он прожил не один век, а так хоть какое-то развлечение.

Пока я думал, деревья закончились, и моему взгляду открылось дивное зрелище. Храма не было. Был только алтарь, вокруг которого диковинным цветком распустились стены. Пространство шло рябью чистой энергии, выброшенной даром Шейна для того, чтобы замкнуть Круг. Результат был налицо - из-под обломков стен проглядывали выжженные черные грани.

Идти стало сложнее - щедро разлитая вокруг магия создавала иллюзию, будто я нахожусь под водой. Но я справился и добрался до тела друга. Повелитель лежал на алтаре, молитвенно скрестив руки, и мне вспомнилось, как естественно он выглядел в роли храмовника. Такими и должны быть настоящие слуги Богов - спокойными, рассудительными, порой вспыльчивыми, но готовыми на самопожертвование во благо других.

По седым волосам Шейна пробегали голубые витки разрядов - дар был еще жив и отчаянно цеплялся за погибшего хозяина. Под ресницами виднелись розоватые пятна, а под обмякшими пальцами я заметил рукоять метательного ножа. Не ритуальный стилет и не агшел... тогда как, вот КАК он смог замкнуть Круг?!

"Воскресишь и спросишь", - с ехидцей пробурчал мой внутренний голос. Я фыркнул и попробовал взять повелителя на руки. Не получилось: Шейн оказался тяжелым, словно был парнем не худым, а очень, очень толстым. Пришлось его левитировать.

Я отошел от храма шагов на пятьсот, чтоб наверняка, и почти сразу наткнулся на подходящую полянку. Либо удача была на моей стороне, либо, наоборот, совсем не на моей. Долго думать об этом я не стал: вытащил из ножен агшел, встал на четвереньки и, открыв принесенную Градом книгу, принялся вдохновенно чертить на земле Фигуру.

Это была не пента- и не гексаграмма. Центральная звезда, которую так чтили в Академии, в рисунке отсутствовала вообще. Были только углы, соединяющиеся между собой немыслимым, но все-таки реальным способом, и четко обозначенный центр с тремя перекрестными линиями.

Получилось кривовато, хотя, присмотревшись, сходство с оригиналом я обнаружил. На всякий случай поправив несколько линий, я левитировал тело Шейна в центр. Рисунок тут же вспыхнул бледным зеленым огнем, подтверждая, что все правильно: труп есть, остался только ритуал. Я сделал глубокий вдох, а затем медленный выдох. Все, пора. Кто знает, может, я буду первым, кто успешно замкнет все четыре грани реальности - жизнь, смерть, свет и тьму? Тогда я стану великим, и, несомненно, войду в историю.

"Размечтался", - неодобрительно вякнул голос. - "Лучше делом займись, а не великим вершителем судеб себя воображай".

Я устыдился, и, сунув агшел в ножны, вновь поднял книгу. Страницы трепетали под дыханием потустороннего мира, и пришлось покрепче обхватить их пальцами, чтобы не сбиться.

- Именем Смерти, - вдохновенно зачитал я, - которая бьется в сердце каждого и несет за собой череду воспоминаний; именем Жизни, в оковы которой заключен весь мир; именем света, сияющего во тьме; именем тьмы, разрушающей свет; я прошу Тебя открыть мне великие Дороги, впустить меня в бесконечное Пространство, позволить мне найти душу... Aga terne klarre, aga shecenla kear, kiaslene htucve aga...

Над Фигурой замкнулось сперва одно, затем еще одно, и еще одно... восемь колец! Восьмикольцевой Круг полыхнул ядовитой зеленью, тело Шейна заволокло белой туманной завесой, а затем все резко, будто кто-то погасил солнце, исчезло и кануло во тьму.

ГЛАВА 22,

в которой я встречаю настоящего пожирателя снов

Маленький рыжий мальчик стоял на центральной площади Аль-Нейта, завороженно рассматривая фонтан. Тот возносил к небу несколько десятков струй, которые падали вниз причудливым угловатым каскадом.

- Нам пора идти, Шейн, - с улыбкой сказала стройная, очень красивая женщина в зеленом платье. - Папа будет волноваться.

- Точно, - согласился малыш, хватая мать за руку. - Бежим!

Женщина со смехом подхватила его на руки, обняла и поцеловала в лоб.

Я стоял в стороне, не совсем понимая, где нахожусь и что происходит.

Площадь пошла рябью, а затем исчезла в кроваво-красной вспышке. Сперва она поглотила в себя все окружающее, а затем начала медленно проявляться - теперь уже совсем другой картиной. Небольшой, но уютный дом, кошка на накрытой тулупом лавке, плотно закрытые ставни. Рыжий мальчик, заливисто смеющийся не пойми над чем. Присмотревшись, я увидел, как реальность порождает его семью: мать, сидевшую за столом, и отца, строящего ребенку потешные рожицы. Шейн в точности их копировал, и мужчина тоже то и дело захлебывался смехом, глядя на своего сына с такой любовью, что мне стало завидно.