Роберт Говард - КОНАН: Рожденный битве

Высокий, мускулистый, бронзовокожий киммериец с правильными чертами волевого лица разительно контрастировал с этим сбродом.

— Кто ты такой? — заорали морские разбойники.

— Конан из Киммерии! — Его голос был подобен громовому рыку льва.— Козак из Вольницы. Я хочу попытать счастья в Червонном Братстве. Кто у вас главный?

— Я, клянусь Иштар! — раздался бычий рев, и вперед важно выступил настоящий исполин.

Он был обнажен до пояса, алый кушак на необъятном животе поддерживал огромные, как парус, шелковые шаровары. На его обритой голове остался только чуб. Длинные усы свисали ниже подбородка. Обут он был в зеленые шемитские туфли с загнутыми носками, а в руке держал длинный прямой меч.

Конан мрачно уставился на него.

— Сергиуш из Хоршемиша, клянусь Кромом!

— Да, клянусь Иштар! — проревел гигант. Маленькие черные глазки горели ненавистью.— Надеешься, что я забыл тебя? Ха! Сергиуш никогда не забывает врагов. Сейчас я подвешу тебя кверху пятками и заживо сдеру кожу! Взять его, парни!

— Ага, спусти на меня своих псов, большебрюхий,— произнес Конан с брезгливой ухмылкой.— Ты всегда был трусом, кофская дворняжка!

— Трусом?! Это ты мне говоришь? — Широкое лицо почернело от гнева.— Ну, защищайся, северный пес! Я вырежу твое сердце!

В мгновение ока пираты образовали круг, в середине которого оказались соперники. Их глаза метали молнии, рычание вырывалось из глоток, разгоряченных свирепой радостью. Оливия наблюдала с вершины скалы, от волнения впиваясь ногтями в ладони.

Начало поединка не предварялось рыцарскими церемониями. Несмотря на свой вес, Сергиуш ринулся в атаку с быстротой гигантской кошки. Он скрежетал зубами и исторгал проклятия, бешено нанося и отражая удары. Конан дрался молча. Глаза его превратились в щелки, в них сверкал роковой синий огонь.

Вскоре Сергиуш вынужденно умолк, чтобы не сорвать дыхание. В царство тишины вторгались только шарканье быстрых ног, сопение пирата, звон и клацанье стали. Мечи мелькали, как белые молнии, то уклоняясь друг от друга, то соприкасаясь на краткий миг. Сергиуш отступал. Только превосходное мастерство фехтовальщика до сих пор спасало его от стремительного меча киммерийца. Но вот — оглушительный лязг, скрежет скользящих клинков, полный ужаса и боли возглас…

Яростный вопль пиратской орды расколол утреннюю тишину, когда клинок пронзил насквозь могучее тело капитана. Несколько мгновений острие меча пламенело в лучах солнца между лопатками Сергиуша. Затем киммериец рванул меч на себя, и пиратский атаман рухнул ничком на землю. Под ним быстро расширилась лужа крови.

Конан повернулся к опешившим корсарам.

— Эй вы, псы! — взревел он.— Я отправил вашего вожака в ад. Что говорит на этот счет закон Червонного Братства?

Прежде чем кто-либо успел ответить, стоящий позади остальных бритунец с крысиным лицом молниеносно раскрутил пращу. Камень устремился прямо в цель, Конан пошатнулся и упал, как столетний дуб под топором лесоруба. На вершине утеса Оливия ахнула, у нее все поплыло, закачалось перед глазами. Она не сводила глаз с киммерийца, неподвижно лежащего на земле. Из раны на его голове сочилась кровь.

Крысоликий пиpaт радостно завопил и бросился к распростертому нa земле исполину, чтобы выполнить посул своего атамана — вырезать сердце. Но тощий коринфиец отшвырнул его прочь.

— Арат, презренный пес! Собрался нарушить закон Братства?

— Я не нарушаю закона, — ощерился бритунец.

— Не нарушаешь? Ах ты, подонок! Этот человек, которого ты свалил,— наш капитан согласно справедливым правилам!

— Нет! — закричал Арат — Он не из нашей банды, он чужак. Его не приняли в Братство. То, что он убил Сергиуша, не делает его капитаном. Вот если бы кто-нибудь из нас прикончил Сергиуша…

— Он хотел присоединиться к нам,— перебил коринфиец.

Его слова вызвали жаркий спор. Одни приняли сторону Арата, другие — коринфийца по имени Иванос. Посыпались проклятия, взаимные обвинения, пираты схватились за мечи.

И вдруг над этим гамом поднялся голос шемита:

— К чему спорить из-за покойника?

— Он не покойник,— возразил коринфиец, склонившись над Конаном.— Всего лишь оглушен и уже приходит в себя.

При этих словах спор возобновился. Арат пытался добраться до лежащего. В конце концов Иванос обнажил меч и заслонил Конана. Оливия поняла, что коринфиец принял сторону ее друга не из-за человеколюбия, а чтобы насолить Арату. Она догадалась, что эти двое были помощниками Сергиуша и давно враждуют между собой.

После долгого спора решили связать Конана и забрать на галеру, а его участь решить позднее.

Киммерийца, уже почти пришедшего в себя, связали кожаными ремнями. Затем четверо пиратов подняли его и с натужным кряхтением, с проклятиями понесли. Отряд возобновил путешествие по плато. Сергиуш остался там, где погиб,— пираты не особо церемонились с покойниками.

На вершине скалы лежала Оливия, потрясенная несчастьем. Она была не в силах ни пошевелиться, ни заговорить, она могла только лежать и смотреть круглыми от ужаса глазами, как шайка свирепых разбойников уносит ее защитника.

Сколько времени она так пролежала, Оливия не знала. Она увидела, как пираты добрались до руин и внесли в зал своего пленника. Они то появлялись, то исчезали в дверях и проломах, рылись в грудах щебня и слонялись вокруг. Через некоторое время два десятка пиратов уволокли на запад Сергиуша — наверное, решили бросить в море. Остальные рубили около развалин хворост для костра. Оливия слышала их крики, но не разбирала слов. Слышала она и голоса тех, кто ушел в лес,— деревья отвечали эхом. Через некоторое время, злобно бранясь, они вернулись с бочонками вина и кожаными мешками, набитыми провизией.

Все это едва укладывалось в сознание Оливии. Потрясенный мозг готов был отключиться в любое мгновение. Лишь когда она осталась одна-одинешенька, без малейшей надежды на спасение, Оливия поняла, как много значил для нее киммериец. Она рассеянно подивилась прихотям судьбы, которая сделала дочь короля спутницей варвара с окровавленными руками. Затем пришло отвращение к людям, называвшим себя просвещенными. К их числу относили себя ее отец и шах Амурас, и оба доставлял и ей только страдания. Она никогда не встречала просвещенного человека, который был бы добр с нею, если только им не двигали какие-то тайные мотивы. Конан защищал ее, помогал и ничего не требовал взамен. Уронив голову на руки, Оливия плакала, пока отзвуки непристойного пиршества не напомнили девушке о том, что она голодна.

Она перевела взгляд с темной громады развалин, где мельтешили фантасмагорические силуэты пиратов, на сумеречные глубины леса. Даже если ужасные картины минувшей ночи она видела не наяву, а во сне, страшилища, что затаились в зеленой чаще, обитают вовсе не в царстве кошмаров. Независимо от того, погиб Конан или нет, ей придется выбирать одно из двух: сдаться морским гиенам или остаться на этом острове, населенном демонами.